Горгона с пихтовой веткой

Она едва успела закрыть дверь – в спину ей полетела ваза, запущенная рукой Лолиты. За дверью раздался сперва грохот и звук разбившегося стекла, а потом утробный вой Бесстыдниковой.

«Однако мне пора отсюда убираться на всякий случай», – подумала Тина и побежала к лестнице.

Сделала она это вовремя, потому что через пару минут в коридоре появилась та самая девица с тренинга и начала методично обшаривать все закоулки этажа, а затем пошла к лифтам. Тина успела выехать со стоянки до того, как телохранительница спустилась и вышла на улицу.

Отъехав за два квартала, она свернула в первый попавшийся двор без шлагбаума, припарковалась и выдохнула. Помимо ответов на свои вопросы она получила еще парочку загадок, которые теперь придется разгадывать. И что-то подсказывало, что господин Волокушин причастен ко всем делам супруги гораздо сильнее, чем считает Добрыня.

«Где же он все-таки срок отбывал в последний раз? – думала Тина, по привычке грызя костяшку указательного пальца. – Вовка со мной с утра не разговаривал, так что у него не спросишь… и спать так хочется – ужас».

Она всю ночь просидела над сводками, которые ей молча принес и положил на стол Добрыня, выискивая подходящий женский труп, и он нашелся – Тамара Косова, тридцать лет, самоубийство через повешение. Дело завели в Хамовниках, нужно было ехать туда и пытаться поговорить со следователем, но Тина вдруг почувствовала, что сильно устала и вообще не может никуда ехать. Разбиться на машине не хотелось, потому она приняла незатейливое, но единственно верное сейчас решение – закрылась в машине и уснула.

Злой, как черт, Добрыня ехал в Хамовники. С утра он не разговаривал с Тинкой, давая той понять, что она не права и ее личная погоня за Волокушиным не должна быть в приоритете, даже если так вышло, что он сам подвернулся под руку. Кроме того, Добрыня опасался, что старый матерый уголовник быстро разберется с настырной дочкой застреленного им опера – срок тогда он получил большой, но как-то сумел выкружить УДО, хотя оно ему ну никак не полагалось.

«Черт меня вообще дернул ей сказать… – думал Вовчик, плетясь в плотном потоке за старенькой «Волгой». – Хотя… рано или поздно сама бы додумалась. И теперь как быть? Я не смогу ее удержать и не смогу защитить, Тинка вечно лезет на рожон. Надо на Алтай ехать срочно, может, там в делах забудется хоть ненадолго».

В Хамовники он решил ехать сам, понимал, что жена так и так попросила бы, но они не разговаривали. В Хамовниках же служил приятель Добрыни по Школе милиции, Никита Кошелев, и вот с его помощью Вовчик и хотел выйти на следователя, ведущего дело о самоубийстве Тамары Косовой.

Майор Кошелев встретил его громким удивленным возгласом:

– Какие люди! Ты чего, Добрыня, в нашу степь? По делу или так, потрепаться?

– Потрепаться по делу – так пойдет?

– Ты проходи, – Кошелев открыл дверь кабинета и впустил Вовчика внутрь. – Я сейчас, дежурному кое-что передам и вернусь.

Кущин устроился за столом, оглядел кабинет. Приятель, похоже, вообще не придавал значения тому, где сидит, и даже наполовину развалившиеся жалюзи на окне его не смущали.

– Ты, Кошель, как был разгвоздяй, так и остался, хоть и погоны майорские у тебя, – пошутил Вовчик, когда Кошелев вернулся.

– Ай, не до того! – отмахнулся он, садясь в кресло. – Работы по горло, не до уюта. Тебя чего занесло-то к нам?

– Да нужен мне, Никита, следак, который по делу о самоубийстве женщины работает. На пару слов бы, только спросить.

– А тебе зачем? Там все чисто вроде – повесилась дамочка, записку оставила – мол, никого не вините, не хочу жить – в таком ключе.

– А записка в деле есть?

– Ну должна быть, как без нее. Сейчас… – Кошелев просмотрел что-то в перекидном календаре и набрал номер: – Серега, зайди ко мне на минутку. Сейчас будет.

Через пару минут в кабинет вошел невысокий крепкий парень лет тридцати:

– Вызывали, товарищ майор?

– Да, вызывал, присаживайся. Вот это мой приятель Кущин Владимир Анатольевич, бывший опер, нынешний частный детектив. Ты лицо-то не криви, Серега, а помоги ему лучше – глядишь, и он тебе чем-то поможет. Добрыня просто так в гости не заходит, у него всегда в рукаве что-то да есть.

– Чем я могу помочь? – спросил парень, глядя на Вовчика без особой приязни.

– Вы ведете дело о самоубийстве Тамары Косовой?

– Ну я. Там все чисто – сама повесилась, никто не помогал. Сегодня-завтра закрою.

– А записка предсмертная, выходит, была?

– Была. Я потому и говорю, что все чисто – дама сама жить не хотела.

– А что родные говорят?

– Что одержима была мыслью замуж выйти, – пожал плечами Сергей. – Но принцев, как известно, на всех желающих не хватает.

– Но это не повод в петлю лезть. Кстати, она с родителями жила?

– Последние три месяца – да. А что?

– А до этого?

– А до этого квартира у нее была на Валовой, трехкомнатная. Так она ее продала, а матери сказала, что хочет деньги в бизнес какой-то вложить. А в записке еще такая вещь – мол, я сама виновата в том, что натворила, мама, прости. Думаю, это про квартиру как раз.

– Вы запрашивали движение денег по счетам?

– Зачем? – удивился Сергей.