Горгона с пихтовой веткой

– В чем меня обвиняют? – устав напрягаться и поняв, что эта миниатюрная женщина имеет хорошую защиту, пробить которую у нее сейчас сил не хватает, спросила Яна.

– В организации культа, направленного на незаконное обогащение. В похищении людей и насильном удержании против их воли. Мошенничество в составе группы. Хватит?

Яна пожала плечами:

– Я здесь ни при чем.

– Конечно. Ведь это Иван Шлыков у вас батюшка, а матушки Евдокии вообще могло и не быть, верно? Ее никто не видел – даже люди, жившие с вами бок о бок в одном доме. Вы отлично потрудились, Яна Васильевна. Не жаль было Клавдию? Она всю жизнь вам посвятила.

– Ничего, в психбольнице тоже можно жить, – спокойно сказала Яна.

– Откуда вы про психбольницу знаете? – удивилась Валентина.

– Я многое знаю.

– Не поделитесь?

– Нет. Зачем?

– Ну, совесть облегчить, например.

– Совесть?! – захохотала Яна. – Совесть?! Да что ты про это знаешь? Что ты вообще знаешь обо мне?

– Все, – не повысив голоса, ответила Валентина. – Я знаю о тебе все, я шла за тобой три года – как до этого много лет шла за твоим напарником Волокушиным. Тот мертв – а ты сядешь.

– Ошибаешься, начальница. Я там уже была – и ни за что на зону не вернусь.

– К счастью, это решать не тебе.

Яна загадочно улыбнулась, но ничего не сказала больше.

– Волокушину уже все равно, – вдруг произнесла Валентина. – А ты могла бы все-таки себе помочь.

– Валить на Гошу? А зачем? Любому, кто его знал, а таких, сама знаешь, полно, будет понятно – не мог он сам эту схему придумать. Лолка это все. Лолка и я.

– Сколько же вам нужно было денег, а? Какая сумма заставила бы вас остановиться и перестать калечить людей?

– Нет такой суммы, – спокойно ответила Яна. – Деньги как наркотики, на них подсаживаешься. Я давно могла уехать за границу, раствориться там и жить спокойно. Но… видно, судьба моя такая – власть я люблю еще больше, чем деньги. Ты просто не можешь этого понять.

– Почему? Могу, – пожала плечами Валентина. – Я уже давно занимаюсь разоблачением тебе подобных. И вы все одинаковые – у вас комплекс бога, вам нравится быть предметом преклонения, хочется видеть толпы падающих на колени при вашем появлении. Примитивно.

– Примитивно? Возможно. Но, раз уж ты много лет изучаешь таких, как я, то должна бы понять, что те, кто нам поклоняются, вообще лишены мозгов и хотя бы элементарной логики. Ты ведь наверняка слышала мои откровения? Скажи – человек с нормальным мозгом может в это верить? – она снова захохотала. – А если я расскажу, как я все это придумывала, ты тоже будешь смеяться – как я.

– Не буду. Такие, как ты, всегда бьете по больному. Целитесь туда, где у человека кровоточащая рана. Это подло.

– Зато прибыльно. И потом, ну, что за кровоточащая рана, если просто не можешь заставить развестись женатого мужика? Кто вообще разрешил тянуть руки в чужое семейное счастье? Так, может, это просто наказание за грех, а?

Валентина смотрела на нее почти с жалостью, как смотрят на больного ребенка, которому никогда не суждено выздороветь и вырасти.

– А кто ты такая, чтобы решать, кого, за что и как наказывать?

– Нет, подруга, со мной этот номер давно не проходит, – сказала Яна, снова пытаясь сесть. – Те, кто хочет быть обманутым, рано или поздно будут обмануты – буду это я или кто-то еще. Судьба такая.

– И вы с Лолитой решили, что зарабатывать на разлучницах – ваше право?

– Лолита дура, она сама двух слов связать не могла, – с презрением бросила Яна, и Валентина вдруг чуть изменилась в лице:

– Так эти тренинги… погоди, это что же – тоже твое?!

Яна опять расхохоталась, откинувшись на подушку:

– Вот такая я разносторонняя! Кому-то матушка Евдокия, а кому-то брачный коуч Конде. А Лолка – ширма, как и Шлыков. Она же тексты мои выучить с первого раза не могла, тупая как пробка. Как только Волокушин с ней ни бился… даже нанимал ей педагога по сценической речи! Ой, не могу… – она все хохотала, довольная произведенным на сыщицу эффектом. – Мы даже думали отказаться от этого проекта – в связи с профнепригодностью исполнительницы главной роли… Но, к счастью, Лолка напряглась и смогла.

Валентина встала, окинула ее каким-то странным взглядом и пошла к двери, а там, повернувшись, произнесла:

– Я постараюсь сделать все, чтобы ты никогда не вышла.

Яна игриво помахала ей рукой, прикованной к кровати – одной кистью:

– Прощай, Валечка. Мечтать не вредно.

Неделю спустя

Новость о том, что Яна Грязнова покончила с собой в камере, застала Тину за приготовлением пирога. Она ждала Кущина – тот навещал в больнице Оксану Евсееву, хотел убедиться, что с ней все в порядке. Даниил Покровский согласился работать со всеми привезенными в Москву жертвами – хотел написать научную работу и все просил Добрыню и Тину организовать ему встречу с Грязновой.

Телефонный звонок заставил Тину отставить миску с тестом и двумя пальцами взять трубку – это оказался начальник медчасти следственного изолятора:

– Валентина?

– Да, это я, здравствуйте.

– Меня просили сообщить вам. Яна Грязнова покончила с собой сегодня в три тридцать утра.

– Что?! – переспросила Тина, машинально опускаясь на табуретку.