Гори, гори ясно!

Как же эта свадьба отличалась от предыдущей. Даже не сумбурностью и не несчастным положением молодых, которых обязали сыграть эту роль, а общим настроем веселья с нотками отчаяния. Будто не свадьба игралась, а тризна справлялась. Федотов-старший и Морозов сидели за отдельным столом и что-то обсуждали. Вид у обоих был невеселый.

Тем временем горизонт понемногу темнел на западе. В воздухе вместо вечерней прохлады застыло душное и томительное напряжение. Люди поглядывали на небо с надеждой: дождь был нужен созревающему урожаю, как благословение.

Уже женщины завели первые заунывные песни, уже на одном краю мужики принялись выяснять извечный вопрос о взаимном уважении, а мы с Данилой все прятались на задворках, не решаясь показаться. Неугомонный Бирюков и не думал прекращать расследование. Надоедливый Глобус крутился рядом, размахивал руками, горячился. Он чуть ли не тянул следователя за рукав, видно, обещая показать, где прячутся им же заложенные «черные археологи», но почему-то тот не спешил воспользоваться предлагаемой помощью. Он переходил от компании к компании, подсаживался к столам, расспрашивал. Каждый считал своим священным долгом прежде всего предложить стакан приезжему стражу порядка, но тот отнекивался и ссылался на необходимость воздержания при исполнении. В конце концов Глобус обиделся и ушел, и вот тут-то изможденный жарой и раздраженный неудачными поисками Бирюков и пал жертвой местного гостеприимства, уступив уговорам попробовать боярского пива (да что тут пить-то, квас и то крепче!) И пошло-поехало по накатанной: вишневое, можжевеловое, красное, белое… Когда я увидела, как сыщик с потерянным видом стучится в дворовый сортир, предлагая кому-то добровольно сдаться, ибо чистосердечное признание учтется при вынесении приговора, то решила, что теперь могу наконец перемолвиться парой словечек с Дианой. Данила вызвался покараулить, чтобы Бирюков внезапно не вспомнил о служебном долге, а я побежала искать куда-то запропастившихся молодых, о которых кроме меня, похоже, уже никто и не вспоминал.

Нашла с трудом — под шумок ребята сбежали в тихий уголок, под прикрытие будки с цепным псом, и там обнимались себе и ворковали, как и положено влюбленным новобрачным. Переевший объедков со свадебного стола кобель сыто рыкнул, и они заметили меня.

— Катька! — Диана кинулась обниматься.

Я от души поздравила их, Никита кивнул, немного смущаясь, и отошел в сторону, чтобы дать нам поговорить.

— Возвращение блудных детей! — Диана сделала шутливый реверанс, но лицо выдавало ее напряженность.

Я даже не успела ничего ответить, как она торопливо продолжила:

— Как хорошо, что ты пришла — мне так надо хоть кому-то выговориться. Никите я уже все это столько раз повторила, что он, наверное, уже готов со мной развестись.

Девушка нервно рассмеялась и принялась гладить растерявшегося пса, не привыкшего к подобным нежностям.

— Я ведь честно готова была на все, чтобы быть вместе с Никитой. Но реальная жизнь в роли беглецов оказалась какой-то… слишком реальной. Я, наверное, покажусь тебе избалованной принцессой, но пока мы доехали до города на общественном транспорте, я уже готова была пересмотреть свою позицию. А ночевка в захудалой гостинице! И регистрация брака в районном ЗАГСе. Та женщина, объявившая нас мужем и женой… Она мне теперь в кошмарах будет сниться. И я подумала, что не обязательно сжигать все мосты, надо попробовать еще раз поговорить с родителями. Возможно, для того, чтобы нам быть вместе, вовсе не обязательно от всего отказываться. И почему бы не жить в своей квартире, а не в семейном общежитии, да и вообще для наших родителей помочь нам встать на ноги не составило бы особого труда…

Цепной кобель совершенно размяк, шлепнулся на бок, а потом и вовсе перевернулся на спину, как щенок. Диана принялась чесать ему брюхо, не обращая внимания, во что превращается расшитый подол ее шикарного платья. Ее глаза заблестели, а нос подозрительно покраснел.

— Скажи, ты считаешь меня капризной девчонкой? И Никита, наверное, тоже так считает.

— Никита прекрасно знает тебя и любит, — я ободряюще улыбнулась, — И он понимает, что ты привыкла к определенному уровню жизни.

— Да мне ведь ничего особенного не нужно, — запротестовала девушка, шмыгая носом. — И мы сами будем зарабатывать… Потом…

— Слушай, ну чего ты так расстраиваешься? — возмутилась я. — Ты же вышла замуж на Никиту? Вышла. Значит, теперь вас разлучить никто не сможет. Так что хватит мучать себя. И мужа.

Диана поднялась на ноги, оглянулась на Никиту и прошептала:

— Еще мне папу жалко — я его никогда таким не видела. Он от счастья чуть не плакал, когда я вернулась. А когда узнал, что вернулась я лишь для того, чтобы снова уехать, он просто окаменел. Я ему объясняла, что хочу сама решать, кем мне быть в жизни, а он только сказал: "Я работал, чтобы тебе дело оставить, а так — ради кого мне стараться".

— Так ты напомнила бы ему, что в перспективе ему очень даже будет ради кого стараться, — усмехнулась я. Диана непонимающе вскинула на меня глаза.