Гори, гори ясно!

— Если я не ошибаюсь, у Федотовых в роду одни мальчики, — многозначительно добавила я.

— Точно, надо поскорее отца внуком осчастливить! — воскликнула Диана, — Никита! Иди сюда скорей!

Воодушевленная новобрачная попрощалась на ходу и кинулась к супругу решать не терпящий промедления вопрос о пополнении семейства. Тем временем пес, расстроенный тем, что его прекратили чесать, несколько раз призывно дернул задней лапой, но не дождался продолжения. Пришлось вставать. Он встряхнулся, зевнул, показав зубастую пасть, и, вспомнив о своем долге, раскатисто гавкнул. Воровато выглянув из-за угла, я пошла искать Данилу.

Гуляние словно замерло. Все уже были по горло сыты, умеренно пьяны, а парящая духота не располагала к переходу в более активную стадию веселья. Люди понемногу расходились, лишь самые стойкие оставались за столами.

Данилы нигде не было. Я снова увидела Бирюкова — изрядно притомившись, он сидел под дверью сортира. Похоже, он решил взять предполагаемого преступника измором, и наизусть зачитывал параграфы уголовного кодекса. Сегодня его уже можно было не опасаться.

Неожиданно налетел сильный порыв ветра, взметнул скатерти, опрокинул стаканы. Предупредительно зашумели вершины деревьев, где-то со звоном стукнуло окно. Пару раз моргнул свет. Тревожно взлаяли собаки и наступила тишина, только высоко в небе угадывался отдаленный рокот, будто там, в сумеречном мареве, прятался самый настоящий дракон, скрытно парил на расправленных крыльях, умело управляясь с воздушными потоками. Внезапно молния распорола небо, осветила мертвенно-бледным сиянием все вокруг, вспышкой поймала испуганные, ошеломленные, восторженные лица. Гром, как обычно, опоздал, и от досады грохнул так, что земля под ногами вздрогнула. Послышались испуганные крики женщин, заревели дети, завыли собаки. То тут, то там начали падать тяжелые капли, звеня по посуде, стуча по столам, попадая на разгоряченных людей. И хлынул потоком дождь. Он вымочил всех до нитки, но никто не спешил бежать и прятаться. Люди вскакивали из-за столов, кричали, смеялись. Дождь, дождь! Он напоит землю, вдохнет жизнь в посевы. Запах мокрой листвы и травы наполнил воздух. Откуда-то послышалась музыка — гремящая и веселая, как сам ливень. Это музыканты на крыльце под укрытием козырька принялись наигрывать бодрую мелодию. Народ кинулся плясать, хлопая в ладоши, топая по мгновенно образовавшимся лужам, гикая и хохоча. Кто-то подхватил меня и бешено закружил.

— Данила!

— Можно пригласить даму на танец? — спросил он, склоняясь в шутливом поклоне. Его волосы были мокрые, рубашка была расстегнута, а сам он был горячим, как пламя кузнечного горна. Готова поклясться — от него даже пар шел.

— Ты же говорил, что в танцах не силен, — рассмеялась я.

— И тебе предоставился прекрасный шанс в этом убедиться, — улыбнулся он.

Конечно, все он врал. Он великолепно вел в танце. Правда, вальс не сильно подходил к русской плясовой, или, вернее, музыка не подходила к нему. Все равно, я видела только Данилу, двигалась вместе с ним в идеальном ритме: раз-два-три, раз-два-три. Я хочу быть с тобой, прожить жизнь с тобой, хочу, чтобы мое сердце всегда билось в одном ритме с твоим. И уже не было ни дождя, ни чужого мира. Был только этот перекресток реальностей, на котором мы встретились. Были мы вдвоем — а вокруг вся вселенная со всеми возможными мирами и измерениями.

— Катя!

Мы чуть не налетели на Костю, который вырос на нашем пути, как из-под земли. Все вернулось, и все изменилось — дождь, который уже не приятно охлаждал, а противно стекал по спине, липнущие к лицу мокрые волосы, шумная нестройная музыка. И обстоятельства непреодолимой силы, неизбежно разлучающие нас.

— Думаю, нам пора.

За его спиной стоял Макс. Он многозначительно указал на непроглядное небо. Действительно, момент был идеальный.

— Собирайся. Встречаемся у трех столбов, — коротко бросил Костя.

Я думала, у нас еще впереди целая ночь, и целый день, бесконечные сутки — часы, минуты, секунды, а это бесценное время безжалостно выдернули у меня из-под ног. Только бы не упасть.

— Хорошо, — спокойно проговорила я, чувствуя, как в груди с острой болью рвется какая-то струна, а слезы на щеках смешиваются с каплями дождя.

Данила решительно стиснул мне руку.

— Я иду с тобой.

Я уходила, не оглядываясь, тупо шагая по лужам, и каждый шаг отзывался в моем мозгу: не-воз-мож-но, не-воз-мож-но. Невозможно тебе уйти со мной. Невозможно мне остаться с тобой. Невозможно жить без тебя.

У Зинаиды я переоделась в свою одежду, схватила сонного Шарика, сунула в карман давно заброшенный телефон. Сумбурно попрощалась, поблагодарив за гостеприимство. Она не поняла, к чему такая спешка, но все-таки обняла меня и от души пожелала всего хорошего. И пригласила приезжать к ней в любое время, можно без предупреждения.

Забежав к бабке Насте, я благодарила ее за все, а она держала мое лицо в своих теплых мягких ладонях, будто наглядеться не могла, и качала головой то ли с грустью, то ли с укоризной.