Гори, любимая, гори! (СИ)

Трава вырывается с корнями – и я падаю в воду.

Гланис тащит за собой в темные глубины Безымянной.

Вмиг наглотавшись от неожиданности воды, чувствую, как слабею. Пальцы разжимаются сами. Поздно… Гланису, что корова на водопое, что зазевавшийся пловец, одинаково вкусная пища...

Чудом выныриваю. Барахтаясь, ощущаю, как что-то холодное касается ноги… Мамочки. Гланис уже оставил рубашку и вернулся!

Паникуя, снова ухожу под воду с головой.

И уже там вижу огненную вспышку. Заклинание силовой волны вспахивает гладь реки. И задевает меня, опрокидывая во тьму…

Холод и тьма. Тьма и холод. И зов.

– Ива...

Обеспокоенный голос настойчиво кличет из темноты.

Кашляя, открываю глаза. Надо мной мерцают усеянные звездами небеса, а перепуганный мужчина, нависнув сверху, тихо шепчет:

– Иванна…

Я все еще жива?..

Ноет спина, давит в груди – точно жива, у мертвых ничего не болит. Витар впервые откачивал утонувшего человека и слишком усердствовал.

– Ив, как же ты меня напугала!

Встревоженное лицо любимого невольно тешит самолюбие: не так уж я ему и безразлична! Тотчас мне становится стыдно, что в голову лезут эгоистичные мысли.

– Нельзя оставлять тебя одну – обязательно что-то приключится!

– Так не оставляй, я буду только рада…

Витар старается смотреть, не опуская взгляд ниже моей шеи.

И только сейчас я понимаю, что голая!

Совершенно!

И даже мокрыми спутанными волосами особо не прикрыться.

– Отвернись, пожалуйста.

Мужчина выполняет просьбу беспрекословно.

– И дай мою рубашку.

– Извини, она уплыла. Я думал лишь о тебе, когда отбивал у гланиса.

Замечательно, и как мне теперь быть?!

Вопрос я не успеваю озвучить – Витар начинает раздеваться. На траву летит кожаная куртка, шерстяной дублет. Льняную рубаху он протягивает, не оборачиваясь, отведя назад руку.

Поднявшись с земли, тянусь за одеждой – и дважды промахиваюсь, засмотревшись на мужскую спину.

Шрамы… О небо! Их столько, что нет кусочка кожи, не отмеченного ими!

Я зажмуриваюсь, не позволяя слезам брызнуть из глаз.

– Откуда они?

Витар вздрагивает, когда я дотрагиваюсь до самого широкого рубца на правой лопатке.

– Так храм учит пожирателей покорности, – после некоторого молчания признается он. И ядовито добавляет: – Ты ведь не думаешь, что я с легкостью осушил источник своего первого мага, признанного отступником?

В его словах звучат неприкрытая горечь и сожаление.

– Прости, я вовсе и не думала…

– Одевайся, Ива, – перебивает мужчина, – будем готовить поздний ужин.

Я тотчас натягиваю его рубашку. Длиной до колен, она терпко пахнет травой и дымом костра, который почти погас, пока маг отбивал меня у кровожадного гланиса.

– А из чего мы будем готовить наш ужин? Надеюсь, не из…

– Из, – снова перебивает он. – Таков главный закон нашего мира: съешь ты, или съедят тебя.

Спорить не хочется. Но спустя какое-то время, держа кусок рыбины, запеченной на углях в собственном соку, долго не решаюсь отщипнуть хотя бы кусочек. А вдруг гланису когда-то попалась двуногая жертва не такая везучая, как я?..

– Ива, ешь, тебе понадобятся силы. Мы двинемся дальше с первыми лучами солнца.

Взглянула на небо – рассвет не так уж и далеко. Поспать вряд ли удастся.

Рыба даже без соли – самое вкусное, что когда-либо ела. А еще приятно, что ее приготовил Вит. И я даже соглашаюсь на добавку.

А после полуночной трапезы засыпаю, нагло прижавшись к боку бывшего жениха.

Не знаю, сколько дремала, но открываю глаза, когда становится холодно. Костер почти погас, Витара рядом нет, а вот его тяжелая куртка продолжает лежать подо мной.

Сбежал, бросив меня? Решил, что одному уходить от погони сподручнее?

Если и так, то я могу его понять и даже простить. Кто я ему? Бывшая невеста, а сейчас обуза. Если я для него, пожирателя магии, как пирожок с мясом для голодного, то понятно, что находиться рядом ему в тягость.

И все же… Ох, небо, как обидно, как тяжко! Шесть лет назад он оставил меня не по своей воле, теперь же… Сейчас мы чужие. Того безоблачного, радостного чувства больше нет: Вит изменился до неузнаваемости, я тоже не стояла на месте, хоть и ждала его все эти годы. Наивной девушки и пылкого порывистого юноши больше нет, есть битые жизнью люди. Люди-руины, и наша любовь – тоже печальная руина.

И все-таки он мог честно сказать, что уходит, что нам дальше не по пути, а не сбегать малодушно посреди ночи.

– Не спишь? – Витар опускается на корточки рядом. – Замерзла? Сейчас станет теплее.

Он бросает на угли охапку сухих веток.

– Где ты был? Я успела испугаться.

– Тебе ничего не грозило – я оставил защитный купол.

Глупый, я боюсь не тварей из мертвоземья или хищников. Я страшусь того, что больше тебя не увижу...

Мне нестерпимо сильно хочется сказать эти слова, но чувство гордости пересиливает это желание. Витар меня больше не любит, некрасиво ему навязываться.

– Ты за дровами ходил?

– Не только. Расставлял сигнальную сеть – теперь заранее будем знать о приближении храмовников.