Гори, но не сгорай. Как пойти ва-банк, добиться успеха и наслаждаться жизнью без баланса

В документальном фильме «Становление Уоррена Баффета» его сын Говард говорит, что с отцом очень трудно наладить эмоциональный контакт, «потому что это не его основной рабочий режим». Дочь Баффета Сьюзи рассказывает, что с отцом нужно говорить кратко, быстрыми рублеными фразами, потому что «если говорить слишком длинно, ты его потеряешь – он просто уйдет в свои великие мысли, которые в этот момент вертятся в его голове»[99]. Все, что известно о личной жизни Баффета, ясно показывает, что, с одной стороны, он всегда действовал из лучших побуждений и старался стать хорошим семьянином, а с другой– был и остается полностью поглощенным инвестированием. Как он ни старался, он не мог это «отключить». Очевидно и то, что его страсть к инвестированию гармонична, но все равно требует жертв – в данном случае постоянного, практически безраздельного внимания. По словам одного из авторов New Yorker Джеймса Суровецки, «Баффет был рожден, чтобы стать великим инвестором, но ему пришлось прилагать огромные усилия, чтобы жить нормальной жизнью»[100].

Баффету могут составить компанию все поистине увлеченные люди, многих из которых мы считаем героями. В частности, вспомним о двух величайших общественных деятелях в истории человечества, Александре Гамильтоне и Мохандасе Ганди. Оба – олицетворение самой что ни на есть гармоничной страсти, движимой не эго, а внутренней мотивацией и непоколебимой верой в великую идею. При этом личная жизнь обоих была далека от идеала. Гамильтон сыграл огромную роль в создании системы управления США, но вступил во внебрачную связь. А Ганди успешно привел Индию к независимости и стал вдохновителем ненасильственного движения борьбы за гражданские права во всем мире. За это его называли не только Махатмой, что на санскрите означает «великая душа», но и, что менее известно, Бапу, что переводится с хинди как «отец». И в этом есть немалая доля иронии, поскольку, став отцом всей Индии, у Ганди так и не получилось стать хорошим отцом для своего старшего сына Харилала. Их отношения были настолько сложными, что в конце концов Ганди отрекся от сына[101].

Мы не знаем, почему семейная жизнь Гамильтона и Ганди не сложилась. Можно лишь предполагать, что эти люди, столь щедро отдававшие себя борьбе за гражданские права, мало что могли дать кому-либо или чему-либо еще. Конечно, это крайние случаи, но они еще раз подчеркивают, что наши время, внимание и энергия ограничены. И чем сильнее мы увлечены каким-то одним делом, тем меньше себя можем предложить всему остальному. И это не обязательно хорошо или плохо. Просто так есть. Согласитесь, мало кому хотелось бы, чтобы Гамильтон или Ганди не отдавались так самозабвенно своей цели. Никто не станет отрицать, что они прожили значимую жизнь, но она точно не была сбалансированной.

Все сказанное относится не только к Баффету, Ганди и Гамильтону. Попробуйте-ка найти гармоничного спортсмена-олимпийца. Или талантливого врача-травматолога. Или писателя – лауреата литературных премий. Или подростка, который влюбился впервые в жизни. Или новоиспеченного родителя. Скорее всего, это будет нелегко, поскольку невозможно быть страстно чем-то увлеченным и одновременно уравновешенным и спокойным. Страсть препятствует этому как в физическом, так и в психологическом плане. Помните, в главе 2 мы говорили о том, что страсть и одержимость – близкие родственники? Хотя общество считает страсть продуктивной, а одержимость деструктивной, оба чувства питаются из одного источника, следовательно, со временем становятся всепоглощающими. Так что страсть определенно лишает жизнь баланса.

Этот непреложный факт древнегреческий философ Аристотель понял еще много веков назад. В своей «Никомаховой этике» он писал: «Кто любит флейту, заслышав флейтиста, не способен внимать рассуждениям [философа], потому что искусством игры на флейте наслаждается больше, чем своей деятельностью в этот момент. Таким образом, удовольствие от искусства флейтиста уничтожает деятельность, связанную с рассуждением; соответственно, и в других случаях, когда деятельность касается сразу двух вещей: деятельность, что доставляет больше удовольствия, вытесняет другую, и тем скорее, чем больше они отличаются по [доставляемому] удовольствию; так что другою деятельностью и не занимаются. Вот почему при сильном наслаждении чем бы то ни было мы едва ли делаем что-то другое…»[102]