Гори огнем

После парада, которым закончился первый сбор пропагандистов, генерал Благовещенский представил Власову особо отличившихся преподавателей, в том числе Гуляева, Фролова и Бурматова.

К удивлению Ивана, Власов узнал его.

— Я вас помню! — сказал генерал, пожимая ему руку и вглядываясь в лицо из-под толстых очков.

— Откуда же вы меня помните, товарищ… господин генерал? — удивленно спросил Гуляев, даже забыв о правильном обращении.

— А вы в марте сорок второго чекистам в штабе очередную историю о пьянстве командного состава докладывали. А еще, кажется, видел вас зимой среди пленных, но не уверен. Там все выглядели одинаково неважно.

У Гуляева пробежал холодок по спине. Вспомнил, как почти каждые две недели ездил в штаб армии и рассказывал капитану Полетаеву из НКВД о пьянстве, пораженческих настроениях, неблагонадежных офицерах… Полетаев мотал на ус и записывал. В один из таких визитов он и застал в избе Власова — тот спорил о чем-то с полковником.

— Вы молодец, сознательный офицер, — продолжил Власов. — Надеюсь, здесь будете также следить за дисциплиной.

Иван выдохнул. А Власов неожиданно добавил:

— Поедемте пить? Знаю в Берлине одно чудное местечко…

За Гуляева ответил Благовещенский:

— Они, Андрей Андреевич, в элитной ресторации «У Луизы» отдыхать привыкли.

За спиной кто-то расхохотался. Власов поморщился.

— Гадюшник, — сказал он. — В нормальный ресторан поедем. Ну, кто еще?

Фролов согласился. Бурматов качнул головой, сказал, что нехорошо себя чувствует, отсалютовал и удалился. Гуляев пожал плечами:

— А давайте.

* * *

Власов накидался очень быстро.

Ресторан действительно выглядел роскошным — хорошее обслуживание, приятная музыка из патефона, чистая посуда. Пили и офицеры, и гражданские. На уголок, в котором засели власовцы, никто из них даже не посматривал — своих забот хватало.

Гуляев пил без особого энтузиазма и все никак не мог поднять себе настроение, теперь он сам себе казался неприлично трезвым; Фролов веселился и рассказывал истории о Париже, Благовещенский слушал и хохотал. Были еще изрядно захмелевшие Буняченко[16] и Поздняков.

А Власов уже в первый час пьянки совершеннейшим образом нахрюкался. Видимо, у него не осталось другого способа сбросить недовольство и разочарование.

Ругался, много жаловался, уже не пытаясь произвести впечатление дореволюционными окончаниями.

— В Китае вокруг меня чуть ли не танцы плясали! — говорил он непонятно кому, то ли Буняченке с Поздняковым, то ли Гуляеву. — Чан Кайши[17] выдал мне две тысячи долларов авансом, а потом еще и просто так три тысячи подарил. Потому что знал и ценил! А что было в Виннице у немцев? Я сам стирал свое белье, а чтобы помыться, не было даже полотенца. Портянками вытирался. Я, боевой генерал, — портянками!

Его слушали, сочувственно кивали, продолжали пить.

— Я хочу, чтобы вы знали правду, — сокрушался Власов. — Они не дают мне сделать армию! Разве это армия? Нет! Есть ли в действительности Комитет освобождения народов России? Нет! Мы все тут сидим, за одним столом. Все! Я сказал им: «Вы можете выиграть войну на моих штыках, только дайте мне собрать их!..» Нет, они не верят мне. Ну да, Гиммлер… А что Гиммлер, сказал мне пару теплых слов, а реальных дел — ноль. Знать бы, что думает фюрер. Ах, знать бы, что думает фюрер!

— Андрей Андреевич, право, что так переживать? — успокаивал его Поздняков. — Радуйтесь, что для них все-таки есть хорошие русские, и это мы.

— «Хорошие русские»?! — взбеленился Власов. — Да где они, эти «хорошие русские»! У вас, может, в паспорте так написано?

Гуляев не стал дослушивать их спор. Он ощущал себя дурно. Встал из-за стола, извинился и пошел к выходу, чтобы пару минут подышать свежим воздухом да покурить в одиночестве. Стрельнул у Позднякова хорошую немецкую сигарету — давно таких не смолил.

Темнело, город погружался в слепоту, и опять вдалеке гудели моторы истребителей. К вечеру похолодало. Иван поежился, пожалел, что забыл взять шинель, и закурил.

Ослепило вдруг из-за угла светом фар, с визгом выехал прямо на тротуар длинный и черный «Мерседес-770» с крытым верхом, резко затормозил прямо перед носом у Гуляева. Тот в испуге отшатнулся, инстинктивно сжал крепко пальцами сигарету, чтобы не выронить.

«Откуда здесь эта машина? Кто-то из партийных бонз? За рулем пьяный, что ли?»

Опустилось стекло у задней дверцы.

И высунулось довольное лицо майора Цвайгерта. Он лихо улыбался во все зубы, а в бельме на глазу сиял неземной свет.

— Садитесь, прокатимся! — сказал майор по-русски. Гуляев опешил и в нерешительности прикусил губу.

Сделал шаг назад.

— Опять! Да кто вы такой? Что вам от меня надо?

— Прокатиться с вами хочу, дурачок вы. Ну садитесь, садитесь, поездка на двадцать минут, туда и обратно.

Гуляев оглянулся. Сквозь фасеточное стекло на двери он видел, как пляшут пьяные офицеры, а в углу о чем-то кричит разбушевавшийся Власов. Снова посмотрел на Цвайгерта, тот в нетерпении цокал языком.

— Да садитесь уже! Или так и будете гадать, кто я такой? — И распахнул дверцу.

Гуляев докурил, бросил окурок на тротуар, затоптал сапогом и сел в «мерседес».