Гори оно ясным пламенем

Вскакивает, наклоняется, поднимает с пола скомканную бумажку, бросает её на стол, в два шага покидает кухню – и через пару секунд щёлкает замком.

Я разворачиваю смятый листок: синим фломастером – сложные орнаменты и гирлянды из цветов. Явно Костиной рукой. Разглаживаю бумагу: выбросить жаль. И прикрепляю её к холодильнику. Единственным висящим там магнитом. Не магнитиком – обычным дуговым магнитом.

Допиваю чай. Хмурюсь, отгоняю морок. Всё же в порядке, пока. Эта квартира как бункер: изолирована всеми их возможными способами. А потом люди Эрика что-то придумают. Выходит, всё это из-за меня… И кажется, если бы Костя скрылся куда-то подальше, не оставался рядом, сеть бы от него отстала. Нет конечно, но…

Вздохнув, собираю бумажным полотенцем чайную лужицу с глянцевой поверхности стола. В самом деле, никакой передышки! Невозможно просто жить – приходится срочно затирать новые пятна. Пятна плодятся и разрастаются, некоторые – до размеров всего города и больше. Вечно мучаюсь, справлюсь ли с тем, что на себя беру. А хозяина этой квартиры не останавливает даже непрактичность белой мебели.

Ухожу в комнату. В ту, что считается кабинетом. Выключен свет, но штора сдвинута. Уже темнеет. На спинке дивана – плед из верблюжьей шерсти. Сладковатый шлейф парфюма, ставшего таким привычным. Его источник явно хранится здесь. Изучаю книжный шкаф. Куча стареньких немецких обложек, из которых разгадываю только Der Steppenwolf… Герберт Уэллс, разношёрстные детективы… Сонеты Шекспира. Мило. Верчу книжку в руках. Тиснёная обложка, вместо закладки – старая фотка Эрика. В смешном широкоплечем пиджаке из девяностых и даже с ультракороткой стрижкой. В остальном ничего нового: он балансирует на гранитном столбике ограды набережной Фонтанки, раскинув руки и улыбаясь до ушей.

– Таня!

Костя!

Пихаю фотку обратно, мну уголок, поправляю, втискиваю томик на полку и выбегаю навстречу.

Он делает шаг в дверной проём, наклоняется ко мне, но – будто отпружинив от упругой преграды – кренится обратно и медленно заваливается назад, на руки подоспевшему Эрику. Шепчет: «Не страшно… сейчас всё…» – и отрубается.

Эрик укладывает Костю на пол, закатывает ему рукав джемпера и подсвечивает чип своим сетеуловительным прибором.

Я замедляюсь во времени. Отодвигаю происходящее, расплывчато вижу отливающую золотом поверхность девайса и думаю только о том, что никак не могу привыкнуть: они называют эту штуку козой. Коза – от «короткое замыкание» вроде, только это замыкание имеет слабое отношение к электрическому току. Точнее… Да я ведь даже не попробовала разобраться!

– Подержи! – выдёргивает из анабиоза Эрик. Протягивает козу, шлёпает ладонью по полу: – Сядь сюда.

Нажимает двумя кулаками Косте на запястье. Тот резко выгибается. Прибор у меня в руках пищит и светится. Эрик одними губами ругается трёхэтажно.

Выхватывает из кармана телефон и заверяет меня:

– Исправим!

А потом в трубку:

– Вова, ловишь график?

– Вижу! – отзывается напористый баритон на том конце. – Замыкайте, не ждите! Я еду!

Эрик обрывает вызов, поднимает Костю, заносит его в комнату и выгружает на диван. Рука – левая, та, в которой чип, – соскальзывает по кожаной обивке и падает на пол. По всему бесчувственному телу снова прокатывается судорога. У меня пересыхает во рту.

– Не трогай его! – предупреждает Эрик, шагает к столу и вытаскивает из ящика провода с двумя датчиками, похожими на электроды кардиографа.

– Да что происходит, ты объяснишь или нет?!

Он прикрепляет «электроды» к запястью Кости и фиксирует их маленькими ремешками. Разъём втыкает в козу. Оказывается, я так и стою вцепившись в неё обеими руками.

– Отойди подальше. Я его подержу, чтоб не дрыгался.

Делаю четыре шага назад. Эрик наклоняется над Костей – вроде хочет навалиться на него всем телом. Но почти сразу отшатывается и просто садится рядом.

Коза тихо щёлкает – срабатывает таймер. Чип под кожей светится и хаотично пляшет. Секунду, две. Выгибается – вот-вот прорвётся насквозь, – замирает и моментом чернеет весь. Эрик поднимает Костину руку с пола, укладывает на диван, отключает датчики, начинает сматывать провода и наконец объясняет хоть что-то:

– Сеть непрерывно обращалась к чипу. А нервная система у нас к этому не приспособлена…

– Когда он очнётся? – не глядя пихаю Эрику козу и бросаюсь к Косте.

Падаю на колени перед диваном, трясу за плечо. Дыхание ровное, но больше никаких признаков жизни. И волосы влажные на висках, будто у него жар. По шее стекает капелька пота – утыкаюсь в неё носом. В голове у меня гудит.

Слышу, как Эрик уходит к столу и возится с ноутбуком:

– Он не был совсем без сознания. Пока я не выжег чип. Видела? Он же меня оттолкнул – мол, не держать его. Ага! Понял, значит, что происходит.

Не видела. Пульс стучит в животе. Поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к Эрику.

Он указательным пальцем убирает с экрана пылинку и сообщает:

– Костя был в двадцати километрах отсюда, когда пошли атаки! Сеть пробила защиту. Но он решил, что сможет. Ладно… доехал.

Переводит взгляд на меня – и осекается:

– Танечка… принести воды?