На волну он встал легко и катил по ее склону даже меньше, чем мог бы. Не стоило приближаться к скальным обломкам, торчавшим из воды — он и не приближался. Возвращаясь на лайнап, предостерегали его когда-то Джо и Джим, не заплыви слишком далеко от берега — и он не заплывал.
Все услышанные рекомендации теснились в его голове ровными строчками инструкций, и Майк в любой момент мог прочитать их, просто обратив взор внутрь себя. Однако нужды в этом не было: он чувствовал себя спокойно и уверенно, а радость от того, что он наконец-то катается по волнам не где-нибудь, а в Улувату — топил глубоко в душе, чтоб не расхохотаться от восторга и не выглядеть дураком перед этими миллионолетними утесами.
Водные экзерсисы длились уже почти час, когда на вершине скалы над Улувату появились две знакомые фигуры. Майк помахал им, они — ему; и исчезли, спускаясь к пляжу. Направился к берегу и Майк.
Волна, несшая его к кромке прибоя, ничем особенным не отличалась. Будь она побольше — Майк пропустил бы ее из опасений. Будь она поменьше — он просто не сумел бы встать на доску. Скользил Майк по глади водного склона уверенно и легко, ну, разве что чуть-чуть подольше обычного: все-таки ехал на берег.
Взглядом он наметил себе точку в стороне от места своего входа в воду, обозначенного сброшенными кроссовками; достигнув ее, упал в вихри пены. Тут было довольно мелко, а вместо мягкого белого песочка дно темнело кораллами, переломанными штормовыми прибоями. «Вставать нужно осторожно», — только и успел подумать Майк, как вода схлынула, и он чувствительно проелозил коленками по дну.
«Вот черт! — пронеслось в его голове. — Как бы Джо-Джим не увидали моего позора… Так, быстро поймать доску, лечь и отплыть туда, где песок!»
Он потянул за страховочный шнур, и доска послушно устремилась к нему в руки — но тут нахлынула новая волна и опрокинула его на спину, протащив по острым камням. Рывком бросив себя на доску, Майк в несколько гребков отплыл от опасного места, поднялся на ноги и пошел к кроссовкам.
Навстречу к нему шагали Джо и Джим, оба с вытаращенными глазами, а Джо так кажется еще и бледный.
— Как дела, Майк? — спросил Джим.
— Нормально! — бодро ответил тот. — Так, коленки поцарапал.
— И спину, — добавил Джо, осматривая его сзади.
— А, ерунда, — храбрился победитель Улувату. — У меня в машине есть пластырь. Залепишь царапину?
— Майк, — тихо проговорил Джо, а Джим при этом безотрывно смотрел куда-то под ноги, — чтобы залепить твои царапины, пластыря понадобится три квадратных фута.
Майк опустил взгляд. По его ногам, огибая колени, спускаясь по голеням и обагряя ступни, текла кровь. Тонкие красные струйки достигали мокрого песка и моментально впитывалась в почву. Улувату голоден? Улувату получил свою жертву!
Тут защипало, заныло, заломило в спине, в глазах потемнело, в животе засосало, а в голове стало пусто — и он упал в обморок.
* * *
Сказав про обморок, Майк умолк, и доктор не торопил его с продолжением рассказа. Фиолетовый вечер за окном кабинета давно потерял закатные краски, почернел в тенях, набряк сыростью. Облака слились в тучи, опустились ниже обычного и неспешно готовились завалить селение снегом.
Городок, привычный к переменчивой альпийской погоде, не смутился отсутствию небесных светил, и повсюду зажег свои звезды — желтые, красные, голубоватые, ярко-белые. Жизнь кипела за витринами ресторанов и звенела серебром в кассах магазинов. Это итальянские да французские курорты живут от зимы к зиме, здесь же, в Церматте, сделано все для продления сезона на весь год.
Майк глубоко вздохнул, пошевелившись, и психиатр поинтересовался:
— Так чем же окончилась история в Улувату?
— Дальше все просто, — усмехнулся Майк. — Меня привезли в мое бунгало, несколько раз намазали какой-то пеной, и оставшиеся до отлета три дня я лежал пластом, потому что снадобье на спине заскорузло, превратившись в черепаховый панцирь. Впрочем, помогло изрядно. В самолете я уже мог сидеть, а в Москве, через месяцок, чтобы скрыть шрамы, заказал татуировку на всю спину.
— В вашем действии видно стремление к компромиссу с зубастой действительностью, или я ошибаюсь?
Доктор подошел к балконной двери, окинул взглядом горные склоны, то здесь, то там расцвеченные огнями, и повернулся к Майку.
— Ведь не тогда, не в Улувату зародилась ваша ненависть к окружающему вас миру?
Майк отвечал не раздумывая:
— О, нет. Наоборот! Не сумев победить в Улувату, я только раззадорился. В Москве мне стало уныло и затхло, и я почти потерял интерес к обычным московским развлечениям. Отныне я почти жил на работе, главной моей целью стали деньги и только деньги! Деньги сулили мне возможность отправиться на поиски новых приключений — да чтоб подальше и подольше.