— Пока мы с тобой прохлаждаемся под небом Аргентины, — отвечал я Алексу с металлом в голосе, — дела идут, контора пишет, остаток на моем личном банковском счету растет как бамбук в сезон дождей.
Вместо того чтобы признать факт и согласиться, он подливал масла в огонь моего возмущения. Дескать, успешность твоего бизнеса наполовину случайна, повезло, в струю попал. Организовал ты его наверняка криво, и работает он не благодаря тебе, а вопреки — скорее всего.
Тут мне вспомнилось, что филиал, созданный Джо — пусть и по моим инструкциям — работает действительно лучше московского отделения. Кто знает, почему? Я ведь так и не удосужился побывать у него. Быть может, Джо действительно лучший организатор, чем я. А может, все дело в денежном изобилии тех краев.
Однажды Алекс сказал такое, что я заткнулся надолго, и до сих пор не могу понять, серьезно ли он говорил или шутил.
— Ты, — говорит, — почему не разуешь глаза и не посмотришь вперед? Ты же не знаешь будущего? А вдруг жизнь швырнет тебя в пучину испытаний? И, чтобы выжить, тебе понадобится новый свой мирок сконструировать. Хотя бы маленький — помнишь, в «Людях в черном» котик на шее носил брелок с галактикой внутри? Вот такой хотя бы. Я уж не говорю о чем-то большем. Ты — сможешь?
— А ты, — спрашиваю, — сможешь?
— Конечно! — говорит. — Кто, по-твоему, Голливуду эту вещицу для съемок подогнал?
Задумался я. Хорошо, пускай Алекс зарабатывает, создавая спецэффекты для кино — ну, там, миры всякие, укомплектованные зрелищным контентом, как минеральным, так и органическим. Или даже волновым. Честь ему и хвала, такое и впрямь не каждый сможет. Но я-то тут причем?
— Скажи, — попросил я его тут же, — если мне и в самом деле на роду написано сменить вид деятельности, то зачем ты меня в горы тягаешь? Нет, я понимаю, добра желаешь и все такое — но какая тут взаимосвязь? Как альпинизм связан с креативными способностями?
— Ничего тебе на роду не написано, — пожал он плечами. — Не захочешь — и хоть бутылки собирай да на бояру меняй до конца жизни. Выбор за тобой. Взаимосвязь же простая. Организацию восхождения — особенно самого сложного, одиночного — на экстремально труднодоступную вершину можно уподобить конструированию простенького живого организма. Или созданию минимально сбалансированного мира глубокой пещеры. Или еще чему-то столь же примитивному…
«Примитивному! — воспротивился мой внутренний голос. — Дорого бы я дал, чтобы сконструировать красивую как Белла и примитивную, как Алекс говорит, бабу, чтоб жить счастливо и не бояться, что она сбежит подобно Джули…»
— Однако, — продолжал мой наставник, — если ты научишься видеть сквозь камень глубину трещины, предугадывать погоду по шороху льдинок в воздухе, сообразовывать маршрут с массой взаимозависимых переменных факторов — значит, можно доверить тебе колонизацию какого-нибудь астероида. Если ты сумеешь мобилизовать все свои мыслительные возможности, физические способности и духовные силы — значит, у мироздания появляется основание перевести тебя на следующий этап существования. Качественно иной…
«Господи! — вскричал внутренний голос. — Заткни этот фонтан назиданий как можно скорее! Пошути, что ли… Алекса всегда раздражают твои шуточки».
Я улучил минуту и вставил своё.
— Понял, — говорю. — Ты — эйчар космического агентства и занят наймом астронавтов для отправки их в один конец к поясу астероидов! Тесла с манекеном — элемент рекламной кампании твоего предприятия!
— Майк, не будь идиотом! — возмутился Алекс. — Если тебе надоели горы — путь открыт на все четыре стороны.
Но в том-то и дело, что горы мне не надоели. А вот болтаться как жесть на ветру в штормах фондового рынка — кажется, начало надоедать. Если нет, то почему я поручил Белле то, что никогда не перепоручал никому…
* * *
Между тем, вершина Аконкагуа приближалась к нам, а мы к ней. Мы уже давно миновали зону высокогорной растительности и вошли в область вечного холода. Раз или два нам в спину дул крепкий — как было написано в метеосводках — ветер, и если б мы несли высокие рюкзаки, сказал Алекс, повалило б нас как кегли; мой же внутренний голос не искал никаких сравнений и просто вопил от ужаса. Но молча.
Чувство высоты — это я так говорю о симптомах высотной болезни — посетило меня, когда наши палатки расположились выше уровня облаков. Учащенное дыхание наблюдалось, но особенно не беспокоило. Настроение — и это самое странное — оставалось приподнятым. В штурмовом лагере на высоте 6000 метров я спал почти без кошмаров — в то время как на Эльбрусе едва не скончался от неверия в себя чуть ли не километром ниже.
Обилие стремящегося на макушку Аконкагуа народа вынудило нас выйти на штурм вершины намного раньше всех. Алекс знал, что на узкой тропе — там, где для удобства публики провешены веревки — сгрудятся ходоки, теряющие силы, но обретающие отвагу примерно к шести тысячам пятистам метрам. А ведь у каждого в руках персональный мешок с личным дерьмом. Страшно подумать, какую картину может принять драка за место на подъеме!