— Нет. В небольших вариациях сон повторяется у меня каждую ночь по сию пору. Недавно добавился новый сюжет. Точнее, продолжение этого черно-бездонного сна. Будто падение мое длится, пока я не становлюсь на ноги в едущем вагоне. Поезд мчит в темноте, но в окнах начинает сереть, а когда утро разгорается, я оказываюсь снаружи, держусь за поручни — и мчусь навстречу ветру. Без всякого удивления и безо всякой радости: мчу и мчу, будто всю жизнь только и делал, что катался снаружи вагона.
Потом, на повороте, мои ноги отрывает от ступеней, я держусь на одних руках. Держусь и чувствую, что поручни мне не нужны. Я бросаю их — и лечу, и бегу, и обгоняю состав — но каким-то магическим образом этот состав связан со мной, привязан ко мне, всецело зависит от меня. Я лечу — и он догоняет, я споткнусь — и у него колеса сорвутся с рельс…
Но я не спотыкаюсь! Я знаю, что в силах тянуть за собой всю эту махину столько, сколько длится черный провал, через который пролегает путь — и не снижать скорости.
Проснувшись, я чувствую себя усталым. Не высыпаюсь…
Доктор посмотрел на пациента, но боли в его взгляде было больше, чем научного интереса.
— Скажите, Майк, в этом вашем сне о поезде присутствуют какие-либо еще ощущения? Вот мчитесь вы через пустоту — а куда? И что чувствуете, когда оглядываетесь на состав?
— Я чувствую беспокойство. Во мне сильна уверенность, что концом пути станет катастрофа, небытие, полное и жестокое разрушение. В вагонах же — люди! Я не думаю о них и не вижу их, но я знаю о них. Более того, у меня такое чувство, что где-то там, в купе или в салоне, едет Джули — и даже не одна, а много Джули… Полный состав Джули! Она разная, ее обличия и молодые, и старые, и даже детские — но это она!
Голос Майка дрогнул. Он замолк и отвернулся от окна, в которое неотрывно смотрел все время своего рассказа.
— Выпейте воды, — тихо предложил доктор и подал мужчине зеленую бутылочку с винтовой крышкой. — Это вам поможет.
Пациент через силу сделал глоток, потом еще и еще. Питье действительно помогло.
— Итак, Майк, — все так же тихо проговорил психиатр, — мы добрались до противоречий, терзающих ваше сознание. Всего их, кажется, три. Вас манит и влечет возможность мчаться над бездной, подпитываясь от бесконечности энергией — это первое. Вас страшит финал этой гонки — необратимое разрушение всего, что составляет ваше бытие, полный хаос как итог гонки. Это второе. И третье. Вы полны сострадания к тем, кто от вас зависит. И вообще ко всем. Вы готовы их защищать от превратностей судьбы — без притязаний на благодарность и славу.
Три разнонаправленных вектора вашего существования раздирают вашу психику. Если оставить все как есть, это плохо кончится. Поэтому чаще всего доктора назначают подобным пациентам некоторый комплекс лекарств, позволяющих снизить накал внутренней борьбы.
Есть, однако, иной путь. Вам достаточно выбрать лишь одно направление — и отдаться ему всецело!
— Что же будет, если я выберу одно направление? И как я это сделаю? — глухо поинтересовался Майк.
— Сделать выбор непросто. Еще сложнее воплотить решение в жизнь. Нам рано пока что говорить о предпочтении. Хотя лично меня бы устроило, — усмехнулся доктор, — если б вы переквалифицировались в медики и весь остаток жизни посвятили облегчению людских страданий. Но это обычная профессиональная ревность, не достойная внимания. Если все начнут заботиться обо всех, у каждых семи нянек образуется по воспитаннику без глаза. Так ведь говорится в русской пословице?
— Так! — улыбнулся Майк. — Продолжим завтра, герр Вайс?
— В это же время, жду вас!
Пациент ушел, а доктор еще долго сидел за столом, покачивая головой и кривя губы в сомнениях. Наконец он вздохнул — дескать, будь что будет! — и удалился из кабинета.
Япония. Цветущая сакура на опушке леса самоубийц
Япония. Цветущая сакура на опушке леса самоубийц
«И начал странствия без цели,
Доступный чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели…»
А. С. Пушкин, «Евгений Онегин»
На следующий день — солнце уже поднялось над вершинами гор, но еще не достигло зенита — Майк влетел в кабинет доктора Вайса без стука. Глаза его были красны от недосыпания. Сам он выглядел и возбужденным, и подавленным.
— С вами что-то случилось? — обеспокоился врач.
— Да!
Голос Майка был глух, но тверд.
— Вчера вечером я получил письмо. Записку… От Джули! Не очень длинную и звучащую как-то необычно. Тревожно, что ли… Не знаю, что и думать. Не спал всю ночь, перечитывал… Запомнил каждое слово. А когда утром вышел на улицу, я ее увидел!
— Вы с ней говорили? Общались как-нибудь иначе?
— Нет, доктор. Сегодня я пошел к ближайшему магазинчику, это вверх от моего отеля, в противоположную от вас сторону, и увидел Джули. Она проезжала мимо меня в машине. По другой стороне дороге, но в ту же сторону, что и я. Стекло было опущено, она смотрела мне в лицо — и ехала. Быстрее, чем я иду, но медленней, чем все здесь мотаются. Я не мог ошибиться!
— Но она не остановилась и ничего вам не сказала?