Гори жить (СИ)

Он ударился плечом и затылком, в спину ему вонзились щепки, едва не проткнув кожу — но он почему-то не хотел даже пошевелиться. Пусть боль станет сильнее! Чем хуже — тем лучше! Он сам строил свою жизнь — он сам обеспечил себе крах! Вот теперь лежи и мучься, заслужил!

Из закрытого глаза выступила слезинка, стекла к виску и скатилась по скуле на пол. Впервые в жизни Майку захотелось разрыдаться, и желания этого он испугался. Еще не хватало, чтоб он плакал как девчонка! Может, по полу еще покататься и ногами посучить?

Пролежав на полу с минуту, Майк поднялся. В дверь номера стучали. Горничная тревожно-вопросительно залопотала что-то по-французски. Потом ручка медленно повернулась: кто-то из персонала намеревался войти к нему.

— Betreten verboten! — гаркнул Майк. — Не входить!

И добавил уже на английском:

— У меня все в порядке. Не беспокойтесь!

Преодолевая боль, он оделся, сунул в карман телефон и подаренное Беллкой кольцо.

Портье глядел обеспокоенно, но молчал. Кивнув и вымученно улыбнувшись, Майк вышел на улицу и зашагал к окраине Церматта. По дороге на Горнерграт он видел водопад, особенно хорошо просматриваемый с железнодорожного моста. Ему — туда! Если он бросит кольцо в поток, струи воды скоро разотрут человеческое творение в пыль и песок. Избавившись от предмета, он избавится и от неприятностей. Главное — верить!

Ну, а позже, года, быть может, через два какие-нибудь самодеятельные старатели вымоют из речного гравия несколько чешуек платины и решат перерыть все русло. И вместе с драгоценным металлом отроют себе на беду и его неудачу. Тут уж он не в силах изменить ситуацию. Тяга к наживе требует жертв. А ему нужно позаботиться о себе!

Он уже стоял на мосту и вглядывался в стремительно падающий поток, когда раздался звонок от Кристины. Спокойно и даже с равнодушием он смотрел трансляцию из собственного офиса. Даже тени надежды не оставалось в его душе.

Вот Кристинка показывает себя и сопровождающего ее начальника охраны офисного центра. Вот начальник отпирает дверь его кабинета. Вот девушка вводит цифры кода в сейфовый замок. Открывает. Начальник светит внутрь фонариком. Пусто!

Нет, не совсем пусто… В нижнем отделении стоит электронная фоторамка. Раньше она жила у него на письменном столе. В ней — череда Беллкиных портретов.

— Кристина, а пролистай фотки. Может, это послание от нее какое-то?

Девушка включила изображение, картинки на экране принялись сменять друг друга. Вот Белла стоит на фоне кирпичной стены грубой кладки и смотрит в камеру. Глаза чуть прищурены, но не холодны, хотя взгляд пронизывающе острый. Лицо ее совершенно! Идеальная форма, идеальный цвет, идеальное обрамление ниспадающими волосами. Пухлые губы, очерченные ровно и контрастно; изящные обводы носа — именно к таким стремился Майкл Джексон, да не подфартило; нежнейшая кожа щек — такой позавидует любой младенец, не то что взрослая женщина…

Это фото он помнил, его делали в студии, он хотел, чтобы Беллкина красота оказалась запечатленной. Зато остальные изображения ему казались незнакомыми.

Вот Белла шагает по городу, судя по желтым такси — это Америка. Но они никуда не ездили вместе, а одна она — тем более…

Новое фото показывало Беллу стоящей на зубчатой стене какого-то замка. Безбрежная даль расстилалась перед ней — зеленая, лесистая, с проплешинами полей и рыжей извилистой грунтовкой. Вот Белла принимает участие в каком-то костюмированном балу на Эйфелевой башне: на ней шляпа, вокруг — дамы в корсетах и кавалеры в сюртуках.

Когда успела? Он, конечно, подолгу пропадал в своих горах — но ведь она не покидала Москвы в его отсутствие! Или это фотошоп?

Антураж на мелькающих картинках менялся так кардинально, что Майк часто не успевал осмыслить локацию съемок. Неизменной оставалась лишь сама Белла — юная, свежая, отстраненно прекрасная, с пронзительным взглядом серых глаз и слабой усмешкой, едва трогающей губы.

Особенно загадочными выглядели последние снимки. Вот Белла сидит на камне. Вокруг утоптанный снег, а далеко внизу — облака, плотный слой серовато-синих облаков, освещенных уже высоким солнцем. Это какая-то вершина, непонятно какая, но это неважно. Важно, что одета девушка в то же черное облегающее платье, которое видно на самом первом снимке.

В платье — и на вершине горы? Нет, ради хохмы можно переодеться — но ведь она выглядит так, словно только что вышла из гримерной: ни солнечных ожогов на щеках, ни шелушащихся скул, ни обветренных губ, ни спутанных волос и полуоткрытого от частого дыхания рта…

Или предпоследний кадр: Беллка во весь рост на фоне извергающейся лавы. Дым, всполохи везде — в том числе и на нерезком заднем плане. Где она? На Гавайях? Допустим, но не в черном же платьице из эластичного трикотажа?

Странно все это… Однако верх странностей — последний снимок в серии фоток цифровой рамки. Глубокая бархатистая чернота, цветные пятна и искры. Тот же рисунок, что и на камне в подаренном ему кольце!

— Кристина, подержи последний кадр подольше, — попросил Майк, стараясь рассмотреть изображение.