Горячая свадьба

— На Коваля было подозрение.

— Так больше и некому.

Коваль — не просто легенда криминального мира, ему завидовали, ему стремились подражать уголовники Советского Союза и нынешней России. В деле он сорок или даже больше лет, в семидесятых и восьмидесятых выслеживал и грабил цеховиков. Работал редко, но по-крупному, и ни разу не попался. В поле зрения милиции попадал, даже находился под следствием, но срок так и не получил. В девяностых занимался легальным бизнесом, сколотил целое состояние на оптовой торговле, но и своим прежним пристрастиям не изменил. Грабил и обворовывал он все так же редко, но метко, и опять же, не оставляя следов. Вроде бы и не бандит он — в известном смысле этого слова, и не вор, потому как ни разу не мотал срок и не водился с известными личностями из криминальной среды, но его знали, уважали. И уголовный розыск о нем, конечно же, не забывал. Только вот посадить его никак не удавалось. И возможно, уже не удастся.

Родион еще возглавлял свое отделение, когда Коваля разбил паралич, причем после третьего или даже четвертого инсульта. В состоянии овоща он мог прожить и пять, и десять лет, но сажать его такого можно только на грядку, но никак не в тюрьму.

В любом случае, если появилась возможность, на Коваля нужно выходить. И брать его за жабры. Именно об этом и думал сейчас Сысоев. Усадить на скамью подсудимых самого Коваля — это не просто оглушительный успех, это рывок в карьере. Да и Родиона могли вернуть на прежнее место службы, если он отличится.

— Что будем делать? — спросил Сысоев, положив ладони на стол.

— В начале было слово… Что связывает Туманова и Коваля?

— Деньги. Мы же не знаем, сколько он их увел.

— Деньги уже вложены в дело, тысяча гектаров земли, зерновое производство… Коваль не рейдер, он землю отбирать не станет.

— Значит, не все вложил в дело.

— Ты знаешь? Я, например, не знаю. И Коваль не знает.

— Выясняет. Через своего собакоруба.

— Тогда и мы работаем, — кивнул Родион. — Ты здесь, я в станице.

Общак Туманов дернул в Москве, отсюда за ним на Дон и приехали. А в столице шашки не в таком почете, как в казачьих краях, не отсюда клинок, не из Москвы. Прибывшие за Тумановым люди, скорее всего, приобрели его уже на месте. Возможно, из праздного интереса. Кто-то предложил, например, а они не отказались. А предложить мог хозяин дома, в котором они снимают комнату. Возможно, дом этот находится в Пшеничной… Работать надо, ходить, спрашивать, выяснять.

— В Москве нужно узнать, кого Коваль мог отправить к Туманову, а я там этих ребят поищу.

— Сам искать будешь?

— Ну, в подчинении у меня только добровольные помощники, — усмехнулся Родион. — Днем в поле работают, вечером… А вечером от них толку мало.

— Подкрепление тебе нужно, — задумался Сысоев.

— Содействие мне нужно. Собакорубы наши, возможно, в райцентре притаились. До Верховерской недалеко, можно по реке, на лодке. На месте работать надо, если райотдел подключить, работа быстрей пойдет.

— Какие у тебя на работе отношения с начальством?

— Да вроде нормальные. На два дня вот отпустили.

— Два дня, два дня… Тебе сейчас там нужно быть, ну да ладно.

— Могу и назад поехать, — кивнул Родион.

Действительно, преступники, возможно, уже к дому Туманова подбираются, а он в Москве и некому пресечь нападение. А может, и убийство.

— Давай сначала к Абакуму.

Родиону понадобилось три часа, чтобы дозвониться до Абакума, зато о встрече с ним договорились быстро. В тот же час и пересеклись — у Путяевского пруда в Сокольниках. Место это Родион выбрал не случайно, здесь не так давно взяли наркодилера с целым пакетом героина. Возможно, человек этот работал на Абакума.

— Зря вы меня сюда дернули. — Абакум посмотрел на Родиона, перевел взгляд на Сысоева и хитро сощурился. — Если вы думаете, что Тархун мой гонец, то мин херц вам навстречу.

Я с басурманами не работаю и с Гертрудой не сплю. Только каннабис, только ганджубас! Вон в Канаде уже вовсю пыхтят, и никто ничего, все чисто по закону.

— У нас не Канада, — качнул головой Родион.

Абакум уже не молод, еще немного, и шестой десяток разменяет. Но успокоиться все не может. С тяжелой наркотой связываться боялся, а легкими наркотическими веществами приторговывал. Внешность, говорит, завязать не позволяет. А выглядел он, в общем-то, круто, брутальный такой типаж, крепко сбитый, грубые черты лица, тяжелые надбровья, боксерский нос. И лысый. Сколько помнил Абакума Фомин, он всегда брился наголо.

— А я слышал, тебя в Бобруйск выслали, — усмехнулся Абакум.

— А в Бобруйске Поляна, — кивнул Родион.

— Это ты о чем?

— Полянин Алексей Данилович. В девяносто восьмом дернул общак у Канарея.

— Так его ж грохнули! — оживился Абакум.

— Канарея?

— И Полянина!

— Кто грохнул?

— Так Байбак с ним был, он его и… Или нет?

— Насчет Байбака ничего не знаем, — честно признался Сысоев.

— Значит, это Поляна Байбака… Что произошло, в подробностях не знаю, но Канарей сказал, что с Поляной все, Байбака искать, сказал, надо.

— Это кто? — Сысоев показал Абакуму фотоснимок молодого еще Полянина-Туманова.