Он не сомневался в успехе, тем более что, по данным разведки, информация о силах противника всё время корректировалась в сторону уменьшения. Подчинённые Гровза занимались сейчас тем, что сгружали с боевых машин навешанное на них имущество, которого было взято с избытком, — стабильность тылового снабжения на позициях под Паневежисом, где им предстояло отстреливать русских, которые вздумают пробиваться к ликвидируемой в анклаве группировке, совсем не была гарантирована. О том, что русские могут встретиться задолго до намеченных позиций, никто как-то не подумал. Постепенно батальон перестал напоминать цыганский табор и стал похож на боевое подразделение. Подполковник подумал, что минимум взвод придётся оставить на охране, чтобы местные не растащили.
Гвалт за его спиной достиг пика. Из города постоянным потоком тянулись беженцы. Сразу за передовыми позициями их задерживали и «фильтровали», опасаясь, что среди них могут быть русские диверсанты. Американцы с удовольствием свалили эту работу на литовских военных, которые, похоже, не горели желанием отбивать захваченный русскими город. Те сгоняли перепуганных, ничего не понимающих людей на территорию огороженной бетонным забором асфальтированной площадки, предназначенной для стоянки какой-то техники. С противоположной стороны беженцев должны были выпускать, но там что-то не ладилось.
Пожилая женщина с растрёпанными седеющими волосами, в мужской куртке, накинутой поверх ночной рубашки, пробилась через редкую цепочку литовских солдат и замолотила кулаками по броне переднего «Абрамса», что-то нечленораздельно выкрикивая и пытаясь лягнуть молодого солдата в сбитом на затылок берете, пытающегося её оттащить.
— Что она говорит? — поинтересовался Гровз у литовского майора.
— Ругается, — не стал тот вдаваться в подробности.
Легко перекрыв гул человеческих голосов, над ними проплыла волна пульсирующего грохота — это открыли огонь 155-миллиметровые орудия «Красных драконов» — бригадного артдивизиона. Беженцы, замолкнув как по команде, повернули головы в сторону города. Над крышами многоэтажных домов начали появляться редкие дымные султаны, время от времени перемежаемые крутящимися в воздухе бетонными обломками, когда снаряд попадал в здание. Две восьмиорудийные батареи, наверное, могли бы стереть городишко в пыль, но сейчас артиллеристы уделяли основное внимание целям на восточном берегу, километрах в четырёх от него, очевидно, по данным со своих БПЛА. Приданный батальону расчёт «Дрэгон Ай» [40]
бился со своей аппаратурой. Один аппарат они, похоже, потеряли, толковой «эриал-сёрвэйланс» [41]от другого, кружащего в секторе атаки батальона, получить никак не удавалось, но и так было понятно, что серьёзное сопротивление вряд ли их ожидает.— Ап-форвард, чардж! — скомандовал Гровз, дождавшись, пока цепочка разрывов не пересекла поросшие кустами холмики, откуда удобно было бы обстрелять его танки, прежде чем они углубятся в лабиринт улиц. — Вперёд, в атаку!
Так оно и оказалось. Выдвинувшаяся в город пехота поначалу не встретила вообще никакого сопротивления, кроме нескольких снайперских точек, оперативно подавленных огнём движущихся позади танков. Минут через сорок обе танковые роты батальона вышли на высокий западный берег и открыли огонь по аэродромным сооружениям на другой стороне реки. Переправляться не пришлось, так как пришло сообщение, что противник из города отступил. В качестве трофеев американцам достались отстрелянные ленты, пустые тубусы гранатомётов, окровавленные бинты, но ни одного трупа или пленного. Узнав об этом, подполковник Гровз помрачнел. Похоже, что русские и не ставили никакой цели, кроме как задержать бригаду в ничего не значащем городке, и им это удалось. Ещё больше усилилось это ощущение, когда пришло сообщение, что «Мустанги», второй тяжёлый батальон бригады, продолживший движение к Пренаю, подверглись нападению малочисленных групп русских десантников километрах в пятнадцати к северу и, потеряв несколько уничтоженных противотанковыми ракетами бронемашин, были вынуждены остановиться.
10 мая 2015 года, 7.30 по Гринвичу (10.30 по Москве). Россия, Калининградская область
Городок живо напомнил Дмитрию не то Берлин после штурма Советской армией, не то Дрезден после налёта англо-американской авиации. Ни единого целого здания не осталось, но в большинстве развалин, особенно в центре, угадывался немецкий стиль постройки: красный кирпич в окружении деревянной или металлической решётки. Для этих домов война была уже не первой.
Улицы были завалены невообразимым крошевом из обломков кирпича и черепицы. Слышался рёв пламени, пожирающего остатки многих домов, сверху хлопьями падала жирная чёрная сажа. Над полным разгромом возвышалось здание старого немецкого собора. Со снесённой снарядами крышей и верхним этажом, оно напоминало обломанный зуб.