Он рывком поставил на ноги Рюмина и приказал ему:
– Вперёд иди!
Пробормотав что-то непонятное в ответ, тот поплёлся в указанную сторону. Движения его были медленными, неторопливыми. Это чертовски злило Никанорова. Он постоянно смотрел на часы, на небо и недовольно думал, что скоро начнёт темнеть.
«Так мы до ночи не дойдём до полуторки».
Но они вышли к тому месту, где остался грузовик, ещё засветло. Вот только полуторки там не оказалось.
80
Как только Алексей Орлов догадался, что лейтенант Никифоров и его бойцы – это переодетые немецкие диверсанты, он тут же попытался вынуть пистолет из кобуры. Но он опоздал. Опоздал всего на какие-то секунды. Никифоров что-то громко крикнул и направил автомат в грудь командира Василия Бронского. Раздалась короткая очередь, но пули попали не в Бронского, а в одного из его бойцов, закрывшего своего командира.
– Брось автомат! – закричал Алексей, целясь в диверсанта.
Но тот быстро повернулся и от бедра выстрелил в Орлова. Мимо.
Алексей ответил двумя выстрелами из «ТТ». Все две его пули попали в грудь лейтенанта Никифорова. Он негромко вскрикнул, выронил автомат из рук, а потом осел на землю.
В это время на позиции истребительного батальона уже вовсю кипел самый настоящий бой. Немецких диверсантов было меньше, но зато они оказались лучше подготовлены, лучше вооружены. Да и внезапность была на их стороне.
Но немецкие диверсанты немного поспешили. Они не были ещё полностью готовы, не заняли все назначенные им позиции. К тому же бойцы истребительного батальона быстро пришли в себя от внезапного нападения и оказали упорное сопротивление.
– Це нимци! Бий их! – громко закричал сержант Потапенко.
Бой оказался скоротечным. Алексей подобрал автомат командира диверсанта. Перед ним показалась спина одного из врагов. Он не раздумывая тут же всадил в неё короткую автоматную очередь. Потом он стрелял ещё и ещё, пока не клацнул затвор, сообщая, что закончились патроны.
Алексей оглянулся по сторонам, чтобы разжиться боеприпасами, но к тому моменту они уже были не нужны. Атаку немецких диверсантов отбили. И всех их уничтожили. Почти всех. Потому что разгорячённые бойцы, находя живого диверсанта, на месте добивали его.
«Да что ж это они делают», – возмутился Орлов и стал кричать, чтобы взяли пленных.
Но пленных не было. Все немецкие диверсанты, почти тридцать человек, получили то, что им полагалось. Никто не уцелел.
В истребительном батальоне тоже оказалось много убитых, а раненых – ещё больше. Пятнадцать защитников Брянска полегло в том недолгом, но горячем бою. Остальные понемногу приходили в себя, оказывали помощь раненым, закурили цигарки, делились впечатлениями.
– Я его как ударю штыком, а он как завизжит! Думал, оглохну, – рассказывал раненый боец своему приятелю, перебинтовывавшему ему голову.
– Он начал на меня поднимать свой автомат, а я его прикладом по голове. Он сразу с ног упал и не шевелится. Вон там лежит, – рассказывал другой боец.
Но Алексей не обращал внимания на эти рассказы. Он искал Иру Гурова, но не находил её. Он надеялся, что она жива, что пули её не задели. Какое ему до неё дело? Ведь они едва знакомы. Неужели он в неё влюбился? На войне? Что за вздор! Нет, конечно, он не влюбился. Просто… Просто пусть будет она живой. Сегодня слишком много убитых.
И она в этом ожесточённом скоротечном бою не погибла. Лейтенант заметил её недалеко от позиции «сорокопятки». Она сидела возле окопчика на скатке и что-то записывала в маленькую записную книжку.
– Как хорошо, что вы тут, – сказал Орлов, подойдя поближе к девушке. – А я ищу вас, ищу…
– Зачем вы меня ищете, товарищ лейтенант? – она посмотрела на него своими большими голубыми глазами. – Неужели волновались?
– Да, волновался, – признался Алексей.
Сказав это, он сразу испытал странное чувство облегчения и радости. Такое чувство испытывает мужчина, когда впервые признается девушке в любви. Раньше он ещё никогда не говорил ни одной девушке, что любит её. До войны он встречался с двумя девушками, но ни одна из них не услышала от него такие слова. Наверное, потому что он ещё никого по-настоящему не любил.
И хотя фраза «Да, волновался» далека от «Я тебя люблю», но иногда они равнозначны, одинаковы. И Ира своим девичьим сердцем почувствовала это.
Она с интересом посмотрела на лейтенанта, а потом неожиданно улыбнулся и засмеялась. Засмеялась так, как раньше, когда не было этого боя, когда не было войны, когда она ещё училась в десятом классе 75-й московской школы.
Алексей ждал, что она скажет что-то вроде «Я тоже волновалась», но она спросила:
– А что вообще это было? Диверсанты в нашей форме? Они мост хотели захватить?
– Да, – ответил он, – немцы иногда посылают диверсантов, переодетых в нашу форму, на такие задания.
Он стал рассказывать девушке про то, на какие разнообразные хитрости идут немцы ради достижения своих целей. Рассказывал подробно, чтобы забыть горечь разочарования. Он почему-то надеялся, что о нём тоже беспокоились, но, видимо, зря.
«Дурак. Размечтался. Развесил сопли. Хватит. Ты же командир Красной Армии».