Горячее лето 42-го

Витька с братом остались, а мы с Зиновьевым разыскали начальника этого учреждения, военврача, уж не знаю какого там ранга, в годах, с начинающей пробиваться сединой в темных прямых волосах, и видимо, смертельно уставшего дядьку. Круглые очки, делали его похожим на ученого, и я про себя тут же окрестил его 'профессором'. Зиновьеву, по всему судя, было неудобно отчитывать старшего по званию, но приказание или просьбу особиста, необходимо было выполнить. Мне он дипломатично велел подождать его возле палатки, в которой размещалось или приемное отделение, или склад медикаментов, или 'кабинет главврача', а скорее всего, и первое и второе, и третье вместе взятое. Но мне все равно было слышно, как сержант, старательно подбирая выражения, стремился донести до военврача, насущную необходимость бдительного несения караульной службы, во вверенном ему подразделении. Доктор не спорил и не оправдывался, только напомнил Зиновьеву, что у него кроме санитаров, подходящих людей нет, да и тех, раз-два и обчелся. На что Михаил ему возразил, мол, трудно сейчас всем, но охрана санвзвода дело, несомненно, важное, и за халатное несение караульной службы, отвечать придется именно военврачу, как непосредственному начальнику данного подразделения. 'Профессор' заверил Зиновьева, что все понял и осознал и любезно пригласил нас чайку попить. Но, сержант вежливо отказался: ' в другой раз, обязательно', попросил снести трупы диверсантов в отдельное место и выставить часового, чтобы до прибытия Страхова и Владимирова, к ним никого не подпускали, попрощался и вышел из палатки.

- Пошли, - бросил он мне на ходу, - нам срочно нужно в штаб попасть и чем быстрее, тем лучше.

Но, не успели мы отойти от палатки, как сзади раздался женский голос:

- Михаил! Постойте, куда же вы!

Зиновьев вздрогнул, как от выстрела, остановился и медленно повернувшись, процедил сквозь зубы:

- Этого нам только не хватало!

К нам подбежала хорошенькая медсестра, Серафима Ивановна, как обращался к ней Михаил. Я ее, еще в прошлый раз заметил, когда нас с сержантом перевязывали и для себя отметил, что она, явно неровно дышит в отношении Зиновьева, а может, и какие-то отношения у них были до этого. Но, бывший пограничник, старался отношений своих не афишировать и, наверное, именно поэтому, обращался на людях к ней, исключительно по имени отчеству. Хотя, выглядела она, довольно, молодо, ей было лет двадцать пять, от силы, не больше.

- Куда же вы? А перевязка? - подойдя к нам, она старалась казаться строгой, но дрожащий голос, выдавал ее волнение. Товарищ сержант, пойдемте, я вас быстренько перевяжу. Это не займет много времени.

Слепому было видно, что ей хотелось хоть несколько минут побыть с Михаилом наедине. И мне пришла мысль, смыться к ребятам, чтобы они тут поговорили спокойно, без лишних ушей:

- Я пойду, наверное. Мы вас там подождем, за палатками.

- Стой здесь. Не ходи никуда, - сказал он мне. - Сейчас вместе пойдем.

И, обращаясь к медсестре, которая буквально поедала его, своими красивыми глазищами, и в которых, как мне показалось, уже блестели слезы, ответил ей, вежливо и подчеркнуто официально:

- Товарищ младший сержант медицинской службы! Не можем мы сейчас перевязками заниматься. У нас приказ и мы, обязаны его выполнить. Понимаете вы это, Серафима Ивановна, или нет? - Заметив слезы в ее глазах, почти просительно закончил он.

Зиновьев, упрямая голова, почему-то, не хотел оставаться с любимой девушкой с глазу на глаз. Он знал что-то такое, о чем мы, еще даже не догадывались и об этом, тем более с ней, ему, ни за что на свете не хотелось сейчас говорить.

Невыносимо было просто стоять и наблюдать всю эту картину. Я тоже, знаете ли, не железный! Развернулся и быстро зашагал к палаткам, за которыми находились мои товарищи. Пусть объясняются, сколько влезет, может полегчает. Поворачивая за палатки, не удержался и все-таки оглянулся назад. Обняв девушку, Михаил, что-то быстро говорил, а она, видать, слезу пустила, не выдержала. Он вытирал слезы, градом катившиеся по ее шекам, затем, не в силах вынести такие страсти, поцеловал Серафиму несколько раз, не желая больше растягивать минуту расставания, развернулся и побежал за мной следом. А она, осталась стоять на дороге, вытирая, все никак не кончавшиеся, горючие слезы разлуки.

Зиновьев пролетел мимо нас как ураган. Мы все поняли без всяких там команд. Чего же тут непонятного, тем более, ребята и сами все видели. Так что, подхватились и вперед, догонять сержанта. Теперь, наш путь лежал к штабу батальона, километра три, не меньше. Однако я уже начинал вполне сносно ориентироваться в здешних краях и, практически без провожатых, мог добраться до любого подразделения нашего батальона. Разумеется, не считая передовых позиций, куда наша нога еще не ступала.