Горячие агентессы французской полиции Фрида и Гитта распутывают пять дел

Они разделись, погасили свет, поцеловались и отправились в постель.

Наутро поднялись рано, позавтракали круассанами и выпили чаю. Оделись в свои тренчи, туго затянули пояса. Поправили береты друг дружке так, чтобы каждый из них залихватски прикрывал один глаз. Потом взяли велосипеды и вышли на холодный утренний воздух.

Через несколько минут Фрида и Гитта оказались в одном из самых занюханных баров в квартале Марэ. Несмотря на то что день только начался, у стойки в углу сидел ранний клиент. Луи по прозвищу Хорёк, местный завсегдатай. Именно он и был сейчас нужен Фриде и Гитте.

— Привет, куколки, — сказал Луи. — Зачем пожаловали?

— Взгляни-ка на это имя, — сказала Фрида.

— Хм, профессор математики Ганс Друлинген, — скривился Луи. — Немец?

— Эльзасец.

— Ничуть не лучше.

— Вот его домашний адрес и расписание лекций в университете, — сказала Гитта.

— Нужно выяснить о нём всё, что только можно, — сказала Фрида. — Особенно всякие пикантные подробности.

— Да без проблем, — отозвался Луи. — Только не бесплатно.

— Держи. — Гитта сунула ему несколько свёрнутых в трубочку купюр. — Хватит, чтобы не просыхать неделю.

Луи пересчитал деньги, покачал головой.

— Маловато будет.

Гитта с явной неохотой доплатила.

— Хорошо, — осклабился Хорёк Луи. — Теперь оставьте меня наедине с моей рюмкой.

На другой день, уже без велосипедов, прекрасная парочка прогулялась до «Артистического кафе». Посетителей было много. Судя по интеллектуальным разговорам, складывалось впечатление, что за каждым столиком сидит по профессору, а то и не по одному.

— Не припомню, чтобы ваш дражайший Кант в своей «Критике чистого разума» счёл нужным упомянуть Юма.

— Это потому что вы не читали Канта на немецком.

— А вы, должно быть, читали Юма на английском?..

И дальнейшее в том же духе.

Фрида и Гитта заняли столик неподалёку от мужчины, который курил толстую сигару и читал солидный том по математике.

— Вы тоже преподаёте в университете? — поинтересовалась Фрида.

— Я не числюсь в штате, — ответил мужчина с едва заметным американским акцентом. — Меня пригласили прочитать курс лекций.

— О, это интересно, — оживилась Гитта. — Можете ответить на несколько наших вопросов? Мы репортёры из газеты.

— А по вам не скажешь, — заметил американец. — Впрочем, почему бы и нет. Спрашивайте.

— Как вас зовут? Откуда вы?

— Гарольд Ливайн, к вашим услугам. Профессор факультета математики, Стэнфорд.

— Что именно вы преподаёте?

— Прикладную математику.

— Профессор математики… — проговорила Фрида задумчиво. — А вы слыхали о профессоре Гансе Друлингене?

— Слыхал ли я о Друлингене? — переспросил Ливайн, нахмурившись. — Я посетил несколько его лекций.

— Правда? И каково ваше мнение?

— Первую неделю он давал вводную лекцию по математической логике. Затем я посетил ещё две его лекции: одна была посвящена теории чисел, другая — непрерывным функциям. Друлинген читал лекцию, постоянно сверяясь со своими записями, ответил лишь на несколько вопросов, прочие оставил без ответа и быстро ушёл. Я говорил с ним впоследствии, он произвёл на меня странное впечатление — такой тугодум. И вместе с тем просто блестящие работы. Я даже позвонил одному своему коллеге в Америку, чтобы расспросить его о Друлингене… Впрочем, нет, оставим эту тему, она не для газет.

— Конечно-конечно, профессор, — сказали Фрида и Гитта в унисон. — Как скажете. Тем более что мы рассчитывали найти нечто более сенсационное.

— Ну да, — кивнул Ливайн. — Только сенсации и нужны нынешним читателям…

Перед возвращением домой Фрида и Гитта решили зайти в кафе «Монтень». Там они неспешно попивали коньяк и разговаривали.

— Ну, что скажешь? — спросила Гитта.

— Даже не знаю, — ответила Фрида. — Я ведь никогда не интересовалась математикой.

— Да, верно, — согласилась Гитта, — но то, что нам рассказал профессор, явно что-то значит. Не будем забывать об этом.

Фрида и Гитта вернулись в свою квартиру поздним вечером, держась за руки. Разделись и отправились в ванную — вдвоём, чтобы потереть друг дружке спинки.

Их утехи прервал внезапный телефонный звонок.

— Ну что там еще? — Гитта — нагая, мокрая, в мыльной пене — подошла к телефону и, сняв трубку, произнесла недовольным тоном. — Алло, Гитта слушает.

— Это инспектор Бертран.

— Надеюсь, у вас что-то важное?

— Убийство. Обнаружили тело иезуитского монаха. Его ударили ножом в аллее Моник, неподалёку от бара «Красный петух».

— Вам следует связаться с парижским представительством ордена иезуитов.

— Они уже в курсе. Другой иезуит опознал убитого.

— Ладно. А мы вам зачем понадобились?

— Убитого иезуита зовут Гастон Гравуа, он был профессором математики в Сорбонне.

— Вот оно что. Пусть тело пока не увозят. Мы скоро будем.

Фрида и Гитта поспешили одеться, затем вышли на улицу, остановили такси и поехали на место убийства. Там собралась целая толпа, мигали огни полицейских машин, сверкали вспышки блицев.

— Вот он, — Бертран указал на мертвеца, — лежит на спине так, как его и нашли. Кто-то ударил его ножом прямо в сердце.