— Да может, он такой же чеченец, как я африканская княжна, — усмехнулся Матейченков. — Ты еще не убедился, что мы живем в мире фальсификаций?
— Давно убедился.
— И потом, разве вообще в национальности дело? — Продолжал генерал. — этот парень притащил за собой чеченскую мафию, которая хочет наложить лапу не только на злосчастный колбасный завод, но и на весь район.
— Кажется, я догадываюсь, какой это район.
— И таких примеров — сотни, тысячи. Вот и попробуй в подобных случаях поделить имущество!
— Только начнешь — дым до небес поднимется, — вставил шофер, ловко объезжая очередную лужу.
— Наша задача — чтоб дыма не было.
— И огня, — заключил генерал.
Они уже подъезжали к месту, когда Завитушный нарушил продолжительное молчание:
— Знаешь, Иван Иванович, я ведь когда-то французский изучал. В школе И до сих пор не могу понять одну вещь.
— Какую?
— Почему французы называют свою столицу «Пари», а мы — «Париж». Может, объяснишь, в чем здесь закавыка?
— Объясню. Дело в том, друг ситный, что у нас все — через «ж».
На сей раз даже невозмутимый водитель улыбнулся.
Хотя в комнате было прохладно — все время шелестел невидимой кондиционер, нагоняя утреннюю свежесть — с допрашиваемого семь потов сошло. Каждый вопрос Верховного бил не в бровь, а в глаз.
— Ты отвечал за операцию, не так ли? — вперил в него немигающий взгляд Верховный шейх.
— Я…
— Вот и отвечай. А на командира соединения не ссылайся.
— Хорошо, ваше святейшество.
— От чьих рук погибла Элен?
— Кто-то из русских угодил ей чем-то тяжелым в висок.
— «Кто-то», «чем-то», — передразнил Верховный. — А ежели тебя кто-то, да чем-то, что тогда?
— Упаси, Аллах… — пробормотал несчастный шейх, удерживая себя от того, чтобы пасть перед Верховным на колени.
— Вспомнил-таки Аллаха, — загремел святой отец. — А когда операцию проваливал, не вспоминал? Почему тело Элен не доставил в горы?
— Но я же не знал, что она погибла.
— Почему не связался по мобильной связи с водителем?
— Мобильная связь в регионе нарушена.
— Это еще почему?
— Говорят, по приказу этого самого выжившего полномочного представителя, — пробормотал шейх.
— Кто говорит?
— Мой источник в черкесской милиции.
— Наверно, источник такой же мутный и грязный, как ты сам, — мимоходом заметил Верховный, или Головной — правоверные называли его и так, и сяк. — Выходит, ты забыл, что погибший от рук врага правоверный должен быть похоронен в тот же день, причем в надлежащем месте?..
— Но я же все объяснил… — начал допрашиваемый.
— Молчать! — треснул по столу кулаком Верховный. — Аллаху будешь на том свете объяснять. Вернее, дьяволу, ибо место тебе в преисподней. Почему я тебе должен объяснять порядок твоих действий? Почему ты не поехал вместе с ней на операцию и не ждал в машине, пока она не снимет полпреда? Может, поведи ты себя правильно, она бы не погибла?!
Голос Верховного дрогнул.
— Ты, и только ты виноват в том, что погибла трепетная правоверная душа, душа, которая по своей доброй воле пришла в лоно мусульманства…
Магомет-Расул хотел было заметить, что душа бессмертна, и потому ее нельзя погубить, но промолчал, только глядел застывшим взглядом на беснующегося Верховного шейха.
В заключение долгого, изматываюшего допроса Верховный торжественным голосом произнес:
— Только что над тобой состоялся шариатский суд, и он признал, что ты виновен. Аминь!..
— И… каков приговор?..
— Понятное дело. Смерть за смерть.
— Помилуй, отче…
— Аллах помилует. Отныне ты передаешься в его руки. Как он решит, так и сделает, понятно?
Приближался день, когда в торжественной обстановке должна была произойти инаугурация первого президента Карачаево-Черкесской республики Владимира Семенова.
Это событие планировалось провести в Доме правительства.
Дело в том, что всего несколько дней назад Верховный суд республики после бесконечных проволочек и постоянных откладываний признал наконец победу Семенова на выборах. Выборы, напомним, состоялись еще в мае.
Дату инаугурации определил сам Семенов, но она держалась пока в секрете: опасались возможных провокаций.
Обстановка в республике снова накалилась.
Матейченков и его штаб проанализировали обстановку и пришли к выводу, что грядущая инаугурация — под большим вопросом. Дело в том, что противники Семенова, и прежде всего Станислав Дерев, не дремали, и в ближайшее время можно было ожидать, что в верховный суд России последуют по меньшей мере четыре апелляции, опротестовывающие решение Верховного суда республики.
Авторы апелляций легко угадывались. Во-первых и в главных, это штаб Станислава Дерева.
Во-вторых — центризбирком КЧР, в чью компетенцию вторгся республиканский Верховный суд, который явился всеобщим возмутителем спокойствия.
В-третьих и в-четвертых — обе Генеральных прокуратуры — КЧР и РФ.
Все эти соображения генерал Матейченков выложил Завитушному, когда они пили чай в его гостиничном номере после длинного трудового дня.
— Да, предстоят еще нам схватки боевые, — вздохнул Сергеич.
— Да еще какие…
— Одного я понять не могу, товарищ генерал. — При чем здесь обе генпрокуратуры?
— Объяснить?
— Объясни, но только не через «ж».