Горячий камушек

— Когда я увидел, что они вот-вот меня схватят, я был в холле. Ни единого местечка, где бы можно было спрятать. Даже выкинуть его было некуда. Я не хотел, чтобы у меня обнаружили этот камень, и поэтому проглотил…

— Ясно, — произнес Майор с легкой дрожью, а потом улыбнулся улыбкой тонкой, как лезвие ножа. — Как это удачно для вас, что я атеист, мистер Гринвуд.

В вежливом замешательстве Гринвуд сказал:

— Да?

— Первоначальное значение Изумруда Талабво в моей стране было религиозным, — объяснил майор. — Продолжайте свой рассказ. Когда вам пришлось в следующий раз увидеть изумруд?

— Только на другой день. Я в некотором роде опущу эту пикантную часть, если не возражаете.

— Буду весьма признателен.

— Ну, вот… Когда изумруд появился у меня снова, я сидел в камере. Видно, они опасались, что подельники попытаются вытащить меня сразу же, потому и держали меня первые два дня в некоем участке, там, в Верхнем Вест-Сайде. Я находился в одной из камер предварительного заключения верхнего этажа.

— Там вы его и спрятали? — еле слышно спросил майор.

— Ничего другого мне не оставалось, майор. Я не решался держать его при себе.

— А вы не могли продолжать проглатывать его?

Гринвуд улыбнулся какой-то зеленоватой улыбкой.

— Только не после того, как один раз я уже получил его обратно.

— Э-эгм-мм, — с неохотой признал майор. Он посмотрел на Дортмундера.

— Ну? Что теперь?

— Мнения разделились. Два за, два против, один в нерешительности, — сказал Дортмундер.

— Вы имеете в виду — продолжать ли операцию?

— Вот именно.

— Но… — майор развел руками, — почему бы вам не отправиться за ним? Если вы успешно вломились в тюрьму, то уж заурядный полицейский участок…

— То-то и оно, — вздохнул Дортмундер. — Сколько можно испытывать свое счастье. Мы и так сделали для вас два дела по цене одного. Но нельзя же без конца безнаказанно вламываться в разные места. Рано или поздно везение изменит нам…

Майор проскрипел:

— Везение! Счастье! Но ведь не везение и не счастье помогали вам, мистер Дортмундер, а умение, искусное планирование и опыт. И все эти блестящие качества остались при вас… Не говоря уж о том, что опыта у вас только прибавилось.

— Просто у меня предчувствие… — сказал Дортмундер. — Дело превращается в один из тех снов, где ты все бежишь, бежишь по одному и тому же коридору и не можешь никуда добежать.

— Но ведь если мистер Гринвуд спрятал изумруд и знает, где он его спрятал, — майор бросил взгляд на Гринвуда, — он спрятал надежно, не так ли?

— О, да! Спрятан он хорошо, — заверил его Гринвуд.

Майор опять развел руками.

— Тогда не вижу проблем. Мистер Дортмундер, я так понимаю, что вы один из тех, кто против?

— Да, это так, — подтвердил Дортмундер. — Со мною Чефвик. Гринвуд готов пуститься за камнем, Келп на его стороне. Мэрч пока не знает…

— Я как большинство, — сказал Мэрч. — У меня нет своего мнения.

Чефвик сказал:

— Мои возражения основаны на том же, что и у Дортмундера. Я думаю, каждый достигает той черты, где за хорошим начинается плохое, и я боюсь, что мы подошли к этой черте.

— Но это верняк! Всего лишь полицейский участок! — возбужденно воскликнул Гринвуд. — Вы знаете, что это значит? Контора полна парней, печатающих на машинках. Самое последнее, чего они могут ждать, так это того, что кто-то вломится к ним в участок. Там будет куда легче, чем в тюряге.

— И потом, — сказал Келп, обращаясь в основном к Чефвику, — мы слишком долго занимались этой проклятой штуковиной. Мне нетерпима мысль, что мы плюнем и бросим.

— Я понимаю вас, — сказал Чефвик. — Я и сам… Но в то же время я чувствую математическое давление шансов, которые против нас. Мы провели уже две операции, и никто из нас не сидит в тюрьме, все живы, и ни один даже не ранен. Только Гринвуд стал известен полиции и понес кое-какой урон, но, будучи одиноким человеком, без иждивенцев, он, как говорится, быстро восстановит форму. Нам повезло, и не стоит это везенье больше испытывать. Лучше присмотреть какое-нибудь другое дело…

— Вот-вот, — словно бы обрадовался Келп, — в этом-то весь трюк. Мы все еще сидим на бобах! Нам снова надо искать дело, чтобы поправить свое положение. Так какая же разница — этим делом заняться или другим!!

Дортмундер возразил:

— Три дела по цене одного!!

— Вы правы, мистер Дортмундер, — поспешно согласился майор. — Вы выполняете куда большую работу, чем подряжались сделать, вы заслужили дополнительную оплату. Вместо тридцати тысяч… — Майор помолчал, задумавшись, — скажем, по тридцать две тысячи на брата. Даю еще десять тысяч, которые вы поделите между собой.

Дортмундер фыркнул.

— Две тысячи долларов за то, чтобы напасть на полицию? За такие деньги я не стал бы взламывать и телефонную будку.

Келп посмотрел на майора с видом человека, разочарованного в своем старом друге и протеже.

— Это кошмарно мало, майор, — сказал он. — Лучше уж не предлагать совсем ничего…

Майор с хмурым видом переводил взгляд с одного лица на другое.

— Не знаю, что и сказать, — признался, наконец, он.

— Скажите — десять тысяч, — подсказал ему Келп.

— На человека?!

— Конечно. И еженедельная плата поднимается до двухсот.