Горячий камушек

Майор задумался. Слишком скорое согласие могло бы вызвать у них подозрения, поэтому он сказал:

— Дать так много я не могу. Моя страна не может себе этого позволить, национальный бюджет и без того напряжен.

— Сколько же тогда? — спросил Келп дружелюбно, как бы идя на выручку.

Майор задумчиво барабанил пальцами по столу. Он сощурился, он закрыл один глаз, он почесал за левым ухом. Наконец он сказал:

— Пять тысяч.

— И две сотни в неделю.

Майор кивнул.

Келп поглядел на Дортмундера.

— Вполне съедобно, а?

Дортмундер пожевал костяшку пальца, и майору подумалось — не играет ли и Дортмундер свою игру? Но тут Дортмундер сказал:

— Я посмотрю, как и что. Если это придется по вкусу и мне, и Чефвику, то ладно.

— Плата, естественно, будет продолжаться, пока вы все взвешиваете, — сказал майор.

— Естественно, — сказал Дортмундер.

Все встали. Майор сказал Гринвуду:

— Разрешите мне, кстати, принести вам поздравления с вашим освобождением.

— Благодарю, — откликнулся Гринвуд. — Вы не знаете, случаем, где бы я мог найти квартиру, а? Две или три комнаты по умеренной цене в хорошем районе?

— Извините, — сказал майор.

— Если вы услышите что-нибудь, — настаивал Гринвуд, — дайте мне знать.

— Обязательно, — четко произнес майор.

2

Мэрч, явно очень пьяный, держа в одной руке почти пустую пинту «Старого абрикосового брэнди», шагнул с поребрика на проезжую часть перед полицейской машиной, нелепо помахал другой рукой и крикнул:

— Так-шши!

Полицейская машина остановилась — либо это, либо она на него наедет. Мэрч оперся о крыло и громко объявил: «Я хочу домой. Бруклин. Вези меня в Бруклин, мастер, и побыстрее!» Было уже далеко за полночь и за исключением Мэрча все в этом жилом квартале Манхэттенского Верхнего Уэст-Сайда тихо и мирно спали.

Полисмен выбрался из машины и поманил его к себе:

— Подь-ка сюда.

Мэрч, шатаясь, придвинулся ближе. Старательно подмигивая, он сказал:

— Плюй на счетчик, друг. Мы договоримся меж собой. Легавые никогда не узнают.

— Да неужто? — удивился легавый.

— Это только одна из миллиона вещей, которых не знают легавые, — разъяснил ему Мэрч.

— Да ну? — легавый открыл заднюю дверцу. — Лезь на борт, приятель.

— Годится, — сказал Мэрч. С третьей попытки он влез в полицейскую машину и мгновенно уснул на заднем сиденье.

Легавые не повезли Мэрча в Бруклин. Они подвезли его к участку, где растолкали без всяких нежностей, вытащили из машины, рысцой прогнали вверх по крутым ступенькам между зелеными огнями — стеклянный шар слева был разбит — и передали другим легавым. «Пусть проспится в каталажке», — прокомментировал один из них.

Засим последовал короткий ритуал у стола дежурного, а затем новые легавые прогнали Мэрча по длинному зеленому коридору и впихнули в «пьяную» камеру, оказавшуюся большой квадратной комнатой, полную решеток и пьяниц. «Это не то», — сказал себе Мэрч и начал кричать: «О-го-го! Эй! Какого хрена! Сукин сын!» Все остальные пьяницы мирно спали, как им и полагалось, а Мэрч своими криками мешал этому предписанию.

— Заткнись, олух, — сказал один из них.

— Чего-чего?! — поинтересовался Мэрч и дал ему в зубы, и очень скоро в «пьяной» камере шла хорошая драка. Большинство с похмелья не знали, куда бить, но по крайней мере они махали кулаками.

Дверь камеры открылась, и ворвались несколько легавых.

— Прекратить это! — заорали они дружно.

Это прекратилось, и вскоре стало ясно, что причиной неприятностей был Мэрч. «Я не останусь здесь, с этими задницами», — сказал Мэрч, и легавые сказали: «В самом деле не останешься, браток».

Они вывели Мэрча из «пьяной» камеры, обращаясь с ним без всякой любезности, и очень быстро, бегом, отконвоировали по четырем маршрутам лестницы на пятый, и последний, этаж участка, где находились камеры предварительного заключения.

Мэрч жаждал оказаться во второй камере справа, потому что, попади он во вторую камеру справа, все проблемы их кончались бы. Но, к несчастью, кто-то другой уже занимал ее, и Мэрча втолкнули в четвертую камеру слева.

Сюда едва доходил свет из конца коридора. Мэрч сел на покрытую одеялом металлическую койку и расстегнул рубашку. Под ней, приклеенные пластырем к груди, были листки машинописной бумаги и шариковая ручка. Мэрч, морщась, отлепил их и нарисовал несколько чертежей с пометками, пока все было свежо в памяти. Затем он снова приклеил это имущество себе на грудь, улегся на железную койку и крепко уснул.

Утром с ним как следует поговорили, но так как он не имел приводов и судимостей, и так как он извинялся и был очень раздосадован и растерян, и вообще вел себя прилично, его не стали задерживать.

Выйдя из участка, Мэрч бросил взгляд на другую сторону улицы и увидел двухлетней давности «крайслер» с номерными знаками с пометкой «доктор медицины», Сидевший за рулем Келп фотографировал фасад полицейского участка, а Чефвик, расположившийся на заднем сиденье, считал по головам всех входящих и выходящих, а также машины, подъезжающие к зданию и отъезжающие от него.

Мэрч подошел к «крайслеру», сел рядом с Келпом и услышал:

— Хай.

— Хай, — сказал Мэрч. — Мальчики, не напивайтесь никогда. Легавые для пьяных — чистая смерть!