Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки

Как раз в те годы, когда на реликвии Хиросимы лег тревожный отсвет вьетнамского пожара, возле оголенного купола, который по-прежнему возвышается на мостом Айои, была установлена каменная плита с надписью: "Атомный дом. Развалины здания, над которым 6 августа 1945 года взорвалась в воздухе первая в истории атомная бомба. Эта бомба погубила более двухсот тысяч человеческих жизней и испепелила город в радиусе двух километров. Чтобы передать потомкам правду об этой трагедии, в предостережение человечеству, на добровольные пожертвования проведена реставрация руин, дабы сохранить их на века".

Давно отстроился заново город в устье реки Ота. Косметика рекламных огней умело прикрыла шрамы минувшей войны. Но есть день, когда неон новой Хиросимы меркнет. Ярче его начинает пламенеть сама река, словно превращаясь в поток раскаленных углей.

В сумерках тысячи людей молча спускаются к воде. На крестовину из двух щепок каждый ставит зажженную свечу, прикрытую бумажным колпаком, и пускает ее вниз по течению. Таким обрядом японцы издавна отмечают день поминовения. Им стало теперь каждое 6 августа.

Сколько мыслей рождает эта огненная река, эти мириады фонариков, каждый из которых олицетворяет человеческую жизнь, оборванную атомным вихрем! Зыбкий свет свечей ложится на мемориальные руины у моста Айои, и кажется, что они все еще раскалены пожарищем.

Да, пепел Хиросимы и сейчас горяч. Годовщину трагедии ежегодно чтут не только те, кто понес в ней личные утраты. Со всех концов Японии сходятся в этот день к Хиросиме марши мира. Вместе с их участниками зажигают поминальные фонарики на берегах реки Ота и посланцы народов мира.

Пепел Хиросимы — не просто священная реликвия. Он стал цементом для той стены, которую возводят народы, чтобы преградить путь термоядерной катастрофе.

По решению Всемирного Совета Мира с 6-го по 13 августа ежегодно проводится Неделя действий за запрещение ядерного оружия и солидарности с жертвами атомных бомбардировок. Не только осиротевшие хиросимцы, не только их соотечественники — вся большая семья, имя которой Человечество, повторяет в этот день клятву, высеченную на каменном надгробье в хиросимском Парке мира: "Спите спокойно, это не повторится!"

Часть вторая

Восхождение на Фудзи

Сквозь бег облаков

Открывает мне Фудзи

Свои сто лиц…

Здесь, у озера Казагути, сложил эти строки великий живописец прошлого Хокусаи, создавая свою прославленную серию "Сто лиц Фудзи".

Бетонное кольцо автострады опоясывает гору, соединяет, как жемчужины ожерелья, все пять озер, лежащих у ее подножия. Автобус мчится среди просвеченных солнцем сосновых лесов. Бархатные бабочки кружатся над нетронутой травой опушек. Прямо к бетону дороги клонит колосья дозревающий рис. Женщины срезают и укладывают в корзины тугие, мутные гроздья винограда.

Но все это лишь первый план, лишь рамка, за которой глаз все время жадно ищет главное — Фудзи. И лица ее, раскрывающиеся одно за другим, действительно неповторимы. То она предстает перед нами как серый призрак, плавающий в дымке утреннего тумана, то щедро удваивает свою красоту в глади озер, то — после заката — докрасна раскаляет края своего кратера отблесками ушедшего дня.

— Фудзи — вулкан правильной конической формы. Ее вершина поднимается на три тысячи семьсот семьдесят шесть метров. Это самая высокая и самая красивая гора в Японии…

Девушка-экскурсовод смущенно опускает на колени микрофон. Да, обыденные человеческие слова здесь слишком бедны. Но легко ли найти другие? Легко ли объяснить, почему столь знакомая, даже примелькавшаяся на открытках гора, представ перед глазами, вдруг заставляет сердце учащенно биться?

Чем же больше всего изумляет Фудзи? Может быть, сочетанием своего величия с гордым одиночеством?

Первая вершина Японии возвышается как бы на ровном месте. Горы вокруг есть, но небольшие и стоят на почтительном расстоянии, не решаясь заслонить, исказить ее безупречных очертаний.

Форма Фудзи поражает уже на географической карте. Ее горизонтали отметки высот — это концентрические окружности, равномерно густеющие от подножия к вершине. Даже не верится, что такой идеально правильный конус мог быть порождением одной из самых необузданных в природе стихий.

Как же велики дремлющие в недрах горы силы, если даже кратковременные пробуждения их столь грозны! Во время последнего извержения, произошедшего два с половиной века назад, улицы Токио (он тогда назывался Эдо) были засыпаны пятнадцатисантиметровым слоем пепла. А ведь от города до вулкана больше ста километров.

Фудзи волнует своей картинностью в высоком смысле этого слова. Кажется, перед тобой не явление природы, а произведение искусства, некий обобщенный образ, созданный творческим воображением художника.

Можно понять японских поэтов, утверждающих, что созерцание этой горы рождает чувство внутреннего очищения, стремления к самоусовершенствованию. Взглянув на Фудзи, не сомневаешься, что именно восхищение ее красотой легло в основу присущего японцам культа природы.