Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки

Священная гора не любит показываться людям. Из Токио, например, она бывает видна в среднем лишь двадцать два дня в году. Так что если вам не повезло с погодой, можно сняться на фоне макета — никто не отличит!

Ведущие фирмы соревнуются в строительстве платных автомобильных дорог по нижней, более пологой части склона. Если следом появятся фуникулеры, храм с его бизнесом окажется вытесненным на небеса. Возбужденное храмом судебное дело на право владения вершиной Фудзи как раз и имеет целью защититься от конкуренции священным правом частной собственности.

Белый купол метеостанции делает ее похожей на астрономическую обсерваторию. Но стоит там не телескоп, а параболическая антенна одного из самых высоких в мире радаров. Отсюда смотрят не на звезды, а шарят лучами по тихоокеанским просторам. Отсюда можно обнаружить око очередного тайфуна за двадцать часов до того, как бедствие обрушится на побережье.

Радар, смонтированный на вершине Фудзи, — центр метеостанций страны. А служба погоды в Японии — почитаемое дело. Поэтому за трудом и бытом шести человек, посменно зимующих на горе, следят с тем же чувством, что у нас за полярниками на дрейфующей льдине. Тридцатиградусные морозы, разреженный воздух, бураны, из-за которых врач вынужден на расстоянии лечить тяжелобольного советами по радио, — вся эта романтика трудного, но нужного людям дела явилась пищей для множества репортажей и очерков. "Душа моего отца чиста, как снега Фудзи", — с гордостью писал в школьном сочинении сын работника метеостанции.

Но вот о куполе на гребне вулканического кратера заговорили совсем с другим чувством. Управление радаром осуществляется по радио. Люди на горе лишь смотрят за исправностью оборудования. Но стало известно, что изображение с экрана автоматически передается не только в Токио, но и на военные базы США.

К чему вести судебную тяжбу, кому принадлежит вершина Фудзи — храму или государству, если склоны горы, которая представляет собой национальную святыню, отданы в чужие руки.

Много легенд и преданий связано с Фудзи, но потомки наверняка сложат о горе еще одну. Это будет сказ о том, как далекие от политики крестьяне домовито усаживались на полигоне, ворча на комаров и словно вовсе не замечая ни американских снарядов, ни японских полицейских.

Фудзи поныне остается национальным символом Японии. И будь жив великий Хокусаи, он написал бы ее сто первый лик. Он изобразил бы не только взрывы, рвущие тело горы, но и безоружных людей, которые загораживают своими телами боевые мишени.

Картина великого художника сумела бы, наверное, напомнить и о том, что гора, символизирующая собой японский народ, — это вулкан дремлющий, но не потухший, вулкан, который еще может показать свою силу.

Заключенный тюрьмы Абасири

Не могу отвести взгляда от двух одуванчиков. Когда они начинают желтеть на тюремном дворе — значит, приближается Первомай. Спасибо весне! Я знаю, как далек ее путь до Абасири, как спешит она согреть своим дыханием заиндевелые стены камеры. Но даже ей не под силу растопить иней седины на моей голове. Мой застенок возводили под кандальный звон еще в ту пору, когда Вы скрывались от царских жандармов. "Сегодня съел шесть чернильниц", шутили Вы в Петербургской тюрьме, окуная перо в молоко, чтобы послать на волю слово правды. Спасибо Вам! Ваше слово разбивает оковы и рушит темницы, с ним не чувствуешь себя одиноким даже в одиночной камере…

Эти строки адресует Ленину человек с железной волей воина, чуткой душой поэта. Японскому коммунисту Кунидзи Мураками было двадцать девять лет, когда его бросили за решетку. За годы заточения он поседел добела, но его цельная, чистая, светлая натура в неприкосновенности сохранила любовь к жизни, к людям. Свидетельство тому — поэтический сборник "Белая хризантема".

Вот строки, написанные 1 мая 1961 года. По-новому волнует в этот день заключенного квадрат синевы за прутьями решетки.

На майское небо гляжу из острога.
Мне радостный праздник подарен.
До неба с земли проложил дорогу
Мой брат, коммунист Гагарин.
Хотел бы и я оглядеть с этой выси
Планету от края до края,
Когда ее алыми бликами высветил
Безбрежный пожар
Первомая.