Горячий пепел. Документальная повесть. Репортажи и очерки

Излюбленный прием описания больших городов (Москвы — с Ленинских гор, Парижа — с Эйфелевой башни или Нью-Йорка с Эмпайр стейт билдинг) мало подходит для Токио. Не потому, что границы одиннадцатимиллионного гиганта теряются за горизонтом, а потому, что взгляд тщетно ищет в его панораме знакомые точки опоры, архитектурные доминанты, которые формировали бы панораму города.

Здесь не найдешь места, которое могло бы олицетворять японскую столицу, как Кремлевская набережная — Москву или как Тауэр — Лондон. Даже географический центр Токио — императорский дворец — не доминирует над столицей и со стороны воспринимается лишь как опоясанный рвом парк.

За послевоенные десятилетия в городе выросло много новых зданий, радующих глаз смелостью архитектурной мысли, безукоризненным качеством строительства. Пролегли бетонные ленты эстакадных автострад.

И все же японская столица по-прежнему осталась городом без главной темы, без определившихся архитектурных черт, которые придавали бы индивидуальность его портрету.

Лицо Токио — не здания, а прежде всего люди. Токио волнует, поражает и удручает прежде всего как величайшее скопление людей.

Если можно говорить о "чувстве Токио", то это стихия толпы, воплощенная в потоках людей и столь же беспорядочно теснящихся толпах домов. Столица индустриальной державы в основе своей является гигантским, потерявшим границы захолустьем.

Токио — это безбрежное море деревянных, преимущественно одноэтажных домов, сгрудившихся словно мебель, которую кое-как сдвинули в угол комнаты на время уборки.

Токио — это простирающийся на добрых полсотни километров пласт тесно спрессованных человеческих жилищ, большинство которых до сих пор не имеют городской канализации. Кое-где близ станций электрички или подземки в этот пласт, как оазисы, вкраплены торгово-увеселительные кварталы. По вечерам там щедро полыхает неон, а в соседних переулках самая что ни на есть сельская глушь: ни фонарей, ни пешеходов. Причем речь идет не о каких-то окраинах:

Токио таков и в пятнадцати минутах, и в полутора часах езды от центра.

Нет ничего хуже, чем сбиться с пути в этой не знающей конца и края путанице безымянных переулков и тупиков. Ведь Токио был и остается лабиринтом, шарадой, загадкой не только для приезжих, но и коренных жителей. Знание адреса: улица такая-то, дом такой-то, — тут почти ничего не дает.

Токийцы в шутку говорят, что такси в японской столице водят бывшие летчики-смертники. Но даже эти отчаянные лихачи и лучшие знатоки города могут ориентироваться в нем лишь зонально. Вместо адреса они — в переводе на московские понятия — привыкли слышать примерно следующее: Замоскворечье, Серпуховка, направо по трамвайным путям до остановки "Школа".

Лишь в связи с Олимпийскими играми 1964 года сорока четырем улицам Токио были даны официальные названия, но они как-то не привились. Мало кто знает Тюо дори. В обиходе осталась Гинза, хоть это название не улицы, а района.

Кроме того, дома в городе пронумерованы не по улицам, а по околоткам, причем номера ставили на дома в том порядке, как они строились. Вот почему житель Токио, давая свой адрес, тут же непременно чертит карту — как добраться. Объяснить местоположение по телефону — дело почти безнадежное.

Японцы говорят, что Токио дважды имел и дважды упустил возможность отстроиться заново. Первый раз после землетрясения 1923 года, разрушившего половину зданий. Второй раз — после американских налетов 1945 года, когда город выгорел на две трети.

Муниципалитет предпринял энергичнейшие усилия, чтобы воспользоваться третьим поводом для коренной реконструкции города: подготовкой к Олимпийским играм 1964 года. Были проложены новые магистрали общей протяженностью в пятьдесят четыре километра. Но многое в намеченных планах уже по ходу пришлось урезать из-за вздорожания земли — той, что надо было выкупить у владельцев вместе с домами, намеченными к сносу.

Застройка магистралей столицы велась без должного архитектурного надзора. Владельцы крохотных участков в тридцать — пятьдесят квадратных метров не пожелали уходить с передней линии и понаставили уродливые вытянутые дома по принципу "четыре комнаты одна под другой", а монументальные многоэтажные здания оказались позади.

Токио первым из городов Японии стал жертвой моторизации. Еще в 60-х годах названия японских автомобильных фирм были практически неизвестны на мировом рынке. А на улицах Токио было больше подержанных американских машин, чем новых отечественных. Наибольшей популярностью пользовались трехколесные грузовички "Хонда" — помесь автомобиля и мотоцикла.

Между тем Япония тогда вступила в период массовой моторизации. За двадцать лет ее автомобильный парк увеличился в двадцать раз: с полутора до тридцати миллионов машин. Третья часть населения страны имеет нынче водительские права.