Горячка

Ей в помощь я направил малолетнего куджу, который, хотя никто его об этом не просил, как-то пришел и поселился с нами. Звали его Октаве, для Пауло и друзей — Татаве. Он был местным придурком. В качестве такового его и не выгоняли из деревни, тем не менее, жил он за ее границами. Парень был малорослым и очень толстым. Посредине его круглой башки, на самой вершине которой росло немного коротеньких кудрявых волос, блестела пара громадных, вечно удивленных глаз. Он был ленив, даже флегматичен, и всю свою энергию посвящал поискам пропитания и его пережевывания. Татаве в нашей фактории был воплощением прекрасного настроения. Достаточно было ему появиться — чрезвычайно медлительному, с огромным, выпяченным вперед брюхом, с неизменной улыбкой на губах, чтобы все тут же хотели смеяться.

Даже не знаю, почему люди Куджу посчитали его кретином. Нам он всегда казался достаточно хитроумным, а его поведение — осмысленным. Малышка не позволяла ему отлынивать от работы, и весь день вешала на него всех собак. Следует признать, что его специальностью было спать в наших гамаках или в кресле. Если кто по невниманию садился на него, парень молча отряхивался, без какой-либо спешки уходил и отправлялся на поиски нового логовища, проявляя при этом совершеннейшее безразличие. Короче говоря, как и все остальные, проживавшие в этом ангаре над водой, Татаве был человеком достаточно необычным.

* * *

В Африке трагедии забываются столь же быстро, сколь интенсивно они переживались. Ночная пирушка смыла все следы траура. Ну как тут оставаться напряженным рядом с громадьем зеленой воды у наших ног, отблесками солнечных лучей на реке в еще приятном тепле раннего утра?

Внизу, под террасой, на которой мы завтракали, пятеро мужчин куджу, наших постоянных работников, и десяток ленивых подростков разгружали нашу пирогу: они переносили мешки и ящики с товарами, привезенными из Киншасы и Браззавиля.

— Но ведь у такого слоновьего клыка имеются какие-то размеры, — горячился Пауло. — Ты хорошо видел? Ну скажи, он был как этот стол или больше?

— Большой! Большой! Больше! — повторяла одетая в одну лишь розовую повязку вокруг бедер Малышка, ворочая белками глаз. — Он бааааальшой! — воскликнула она, разводя руки.

— Ну а бивень? Бивень ты видела?

Имела Малая этот бивень со всем его весом в одном месте. Она была способна думать лишь о громадной, пугающей горе, которую видела. Чтобы дать нам хоть какое-то представление, она могла лишь максимально разложить руки, поднять глаза к небу и множить перепуганные гримасы. Чудовище величиной с дом. А может и больше!

— Дааааа! Бааальшой! Я бояться, быстро-быстро бежать. Бежать Бебе. Тоже бояться.

Ее маленькая собачка Бебе было существом с желтой шерстью, которое повсюду лазило за хозяйкой с виноватой миной. Он прыгал вокруг девочки, вызывая впечатление даже более перепуганного, чем она сама, что топала сейчас с высоко поднятыми руками. Трудно было не замечать ее маленькие, остроконечные грудки красивой формы и достаточно ядреные, которыми она трясла перед самым нашим носом.

Малышка делалась все более привлекательной.

— Хватит уже, — буркнул Пауло. — Спрячь свои сиськи, не стоит их так показывать! Нельзя сказать, что они уродливые, но можно было бы и…

Он протянул руку в направлении одной из ее выпуклостей, чтобы ущипнуть. Возмущенная Малая отскочила назад, после чего завизжала и начала подскакивать уже по-настоящему.

— Ну ладно, красавица моя… Хватит уже, спокойнее…

— Нехороший, ты старый и нехороший! Некрасивый!

Пауло тут же исчез, чтобы сразу же вернуться с пачкой подарков для Малышки. Во время нашей поездки в Киншасу и Браззавиль, чтобы устроить свои дела, кое-что купить и принять ванну в обстановке современного комфорта, мы, естественно, не забыли и о том, чтобы привезти ей пару мелочей.

Пауло вытащил длинную хлопчатобумажную, ярко-зеленую футболку с надпечаткой в виде утенка Дональда, большую заколку для волос и пластмассовый дешевый браслет того же самого блестящего зеленого цвета.

— Лучше одень-ка вот это, а то ты уже всех достала!

Малая застыла на месте. Прелестная, радостная улыбка тут же осветила ее лицо. Она поглядела на нас по очереди сияющими от удовольствия глазами и буркнула:

— Согласна. Я надеть рубашка.

— Ну конечно же, малышка. Хватит уже бегать с голой грудью. Это хорошо для детей, а не для молоденьких дамочек!

Мы все старались научить Малышку хотя бы основам пристойности. В течение пары месяцев угловатый ребенок превратился в подростка, а затем — в течение последних нескольких недель — в красивую, улыбчивую девушку и, должен признать, с вполне привлекательными формами.