Горящая земля

– Если они планируют нас атаковать, то нападут именно этим утром, – ответил я. – А к завтрашнему дню мы уже будем в их крепости на вершине.

– К завтрашнему дню? – удивленно переспросил он.

– Если Эдуард прибудет сегодня.

Я планировал напасть на старую крепость, как только у меня появится такая возможность. Мне просто требовалось достаточно людей, чтобы предпринять восемь или девять атак одновременно.

Мы въехали в деревню, где и затаились, – четыреста человек, готовых к битве. Я предполагал, что датчане могли заметить наш маневр, потому настоял на том, чтобы все остались в седлах.

Разбуженные жители деревни принесли нам кислого эля, а отец Хэберт нервно предложил мне чашку меда.

Мед оказался на удивление хорош, и я велел подать его Этельфлэд и двум ее служанкам – единственным женщинам в нашем войске.

– Если датчане атакуют, – сказал я ей, – ты останешься здесь со своими телохранителями.

Она с сомнением посмотрела на меня, но в кои-то веки не спорила.

Все еще было темно. Единственными доносившимися до нас звуками были стук копыт беспокоившихся лошадей и позвякивание уздечек. Иногда кто-нибудь подавал голос, но большинство людей, ссутулившись, спали в седлах. Из отверстий в крышах поднимался дымок, сова печально ухала в лесах, и я почувствовал, как унылый озноб охватил мою душу. Я не мог стряхнуть с себя это уныние.

Я прикоснулся к молоту Тора и вознес молитву богам, чтобы те послали мне знак, но все, что я слышал, – это повторяющийся печальный крик совы.

Можно ли взять две крепости? Я боялся, что боги покинули меня, что, явившись на юг из Нортумбрии, я лишился их благосклонности. Что я сказал Альфреду? Что мы здесь для того, чтобы забавлять богов, но как богов могло позабавить мое предательство? Я вспомнил о разочаровании Рагнара, и воспоминание об этом пронзило мою душу. Вспомнил презрение Бриды, зная, что заслужил его. Тем утром, когда край неба позади меня посветлел, когда на нем появилась серая полоса, я чувствовал себя никчемным. Чувствовал себя так, будто у меня не осталось будущего, и ощущение это было таким сильным, что я почти впал в отчаяние.

Я повернулся в седле, ища глазами Пирлига. Валлийский священник оказался одним из немногих, кому я доверял всем сердцем, и мне был нужен его совет. Но не успел его окликнуть, как раздался предупреждающий крик:

– Приближаются всадники, господин!

Я оставил Финана и горстку людей в качестве наших единственных часовых. Они разместились на краю полей, на полпути между деревней и старым домом, и теперь Финан послал человека, чтобы тот предупредил меня о продвижении датчан.

– Они в лесу, господин, – сообщил мне этот часовой, – рядом с нашим лагерем.

– Сколько?

– Трудно сказать, господин, но, похоже, целое полчище.

Что могло означать двести или две тысячи, и благоразумие велело мне подождать, пока Финан не подсчитает точнее численность врага. Но я был в мрачном расположении духа, чувствовал свою обреченность и отчаянно нуждался в посланном богами знаке. Поэтому повернулся к Этельфлэд.

– Жди здесь со своими телохранителями, – распорядился я и, не дожидаясь ответа, вытащил из ножен Вздох Змея.

Звук длинного клинка, царапающего устье ножен, принес мне утешение.

– Датчане в нашем лагере! – крикнул я. – И мы их убьем!

Я бросил своего коня в галоп – того жеребца, что забрал у Алдхельма. Это был хороший конь, должным образом вышколенный, но я все еще не привык к нему. Элфволд догнал меня.

– Сколько их там? – спросил он.

– Достаточно! – крикнул я в ответ.

Меня захлестнула волна азарта и легкомыслия – я знал, что это глупо. Но рассудил так: датчане нападут на лагерь, почти сразу поймут, что мы этого ждали, и тогда будут вести себя осторожно. Хотелось, чтобы они не успели ничего понять, поэтому заставил коня перейти на рысь. Весь мой отряд, больше трехсот человек, вереницей следовал за мной по тропе. Первые дневные тени лежали в колеях, птицы взлетали из леса впереди.

Я повернулся в седле – и увидел копья и мечи, топоры и щиты. Воины-саксы в серых кольчугах в сером рассвете, с суровыми лицами под козырьками шлемов. И во мне стала вздыматься ярость битвы. И жажда убийства. Я пребывал в мрачном настроении, решив, что должен бросить себя на милость богов. Если они хотят, чтобы я выжил, если пряхи желают вплести мою нить обратно в золотую ткань, тогда я переживу это утро. Знамения и знаки, мы делаем то, что они велят, – поэтому и поскакал вперед, чтобы выяснить волю богов. Это было глупо.

Слева от нас появились всадники, заставив меня вздрогнуть, но это были лишь Финан и его оставшиеся семеро людей, галопом присоединившиеся к нам.

– Их, должно быть, три сотни, – крикнул он. – А может, и четыре!

Я молча кивнул и снова ткнул пятками коня.

Дорога к старому дому была достаточно широкой, чтобы четыре или пять человек могли ехать в ряд. Финан, наверное, ждал, что я остановлю наших всадников недалеко от небольшого пространства, которое мы расчистили вокруг дома, и построю людей в линию за деревьями, но во мне поселилась беспечность.