Горящая земля

Элфволд потерял скакуна и пробился ко мне.

– Ты – ублюдок! – орал мерсиец. – Ты – предательский ублюдок!

Он, должно быть, подумал, что я намеренно завел их в ловушку, но лишь моя глупая беспечность, а не предательство привела к такой беде.

Элфволд вскинул щит, когда налетели датчане и обрушили на нас удары сверху вниз. Я вогнал Вздох Змея в грудь лошади, вывернул клинок и вонзил снова, а Пирлиг приподнял человека с седла ужасным ударом своего тяжелого копья.

Но Элфволд пал, его шлем был разрублен, его кровь и мозги выплеснулись на мое лицо. Он еще успел осуждающе посмотреть на меня, прежде чем начал дрожать и биться в судорогах, а мне пришлось отвернуться, чтобы вогнать меч в другого датчанина, чья лошадь споткнулась о труп.

А потом враги отступили от нашей «стены щитов», чтобы приготовиться к новой атаке.

– Иисусе, Иисусе! – вскричал Элфволд.

В его горле заклокотало, и он затих.

Наша «стена щитов» сжалась, щиты были расщеплены и окровавлены. Датчане насмехались над нами, рычали на нас и обещали мучительную смерть.

Люди придвинулись ближе друг к другу, и я должен был их подбодрить, но я не знал, что сказать, ведь то была моя вина, мое безрассудство. Я напал, не выяснив сначала, насколько силен враг. Я подумал, что моя смерть вот-вот придет, но я отправлюсь в загробную жизнь, зная, что забрал с собой слишком много хороших людей.

Итак, единственное, что мне оставалось, – это славно умереть. Протиснувшись мимо щита Ситрика, я пошел навстречу врагу.

Датчанин принял мой вызов и поехал ко мне. Я не видел его лица, потому что за его спиной светило восходящее солнце, но я полоснул Вздохом Змея по губам датского скакуна и выбросил вперед щит, чтобы принять на него удар меча. Конь встал на дыбы, я сделал выпад, целясь ему в живот, и промахнулся, потому что другой воин слева уже занес для удара топор. Я шагнул в сторону и поскользнулся на скользкой путанице внутренностей, вывалившихся из выпотрошенного топором трупа.

Я упал на одно колено, но мои люди снова пришли мне на помощь. Конь бился на земле, а я встал, ринулся на всадника, ударил его мечом наугад – меня ослепляло солнце, и я не видел, куда попал. Справа от меня конь с торчащим в груди копьем кашлял кровью. Я кричал, хоть не помню, что именно…

А слева с воинственными кличами ринулись в атаку новые всадники.

Умри славно. Умри славно. Что еще может сделать человек? Его враги должны сказать о нем, что он умер как мужчина.

Я снова бросился вперед, отогнав коня прочь; меч ударил по верхушке моего щита, разрубив железную оковку и послав деревянную щепку мне в глаз. Я снова рубанул и почувствовал, как Вздох Змея царапнул по кости, пропоров бедро всадника. Тот нанес удар сверху вниз.

Я моргнул, избавившись от щепки, а вражеский меч угодил мне в шлем, отскочил и стукнул меня по плечу. Кольчуга остановила удар, а потом натиск внезапно ослабел, потому что отец Пирлиг вогнал копье всаднику в бок. Валлиец потащил меня обратно к «стене щитов».

– Да славится Господь! – повторял он снова и снова.

Вновь прибывшие всадники были саксами.

Они ехали под знаменем с уэссекским драконом, и во главе них скакал Стеапа, а он один стоил десяти человек. Они явились с севера и теперь врéзались в датчан.

– Коня! – закричал я, и кто-то подвел мне скакуна.

Пирлиг придержал нервничающее животное, пока я садился в седло. Я сунул сапоги в незнакомые стремена и прокричал своим пешим людям, чтобы те нашли себе лошадей. Слишком много животных погибло, но уцелело достаточно потерявших всадников коней, которые бродили среди побоища.

Оглушительный треск возвестил о том, что крыша горящего дома рухнула. Пылающие балки падали одна за другой, каждая из них выбрасывала в потемневшее от дыма небо новое облако искр.

Я поскакал к древнему священному камню, перегнулся с седла и, прикоснувшись к его вершине, произнес молитву Тору.

Из отверстия в камне торчало копье, и я вложил в ножны Вздох Змея, чтобы выдернуть это оружие с длинным древком. Наконечник был окровавлен. Копейщик, датчанин, лежал мертвым около камня. Конь наступил на его лицо, изуродовав его и оставив глазное яблоко свисать с края шлема.

Стиснув ясеневое древко, я погнал своего коня туда, где еще шел бой.

Внезапное появление Стеапы и его людей полностью ошеломило датчан, те повернулись и кинулись обратно, под защиту крепости, а Стеапа преследовал их по пятам.

Я попытался его догнать, но он исчез среди деревьев. Все саксы теперь превратились в преследователей, густой лес был полон беглецов и коней. Финан каким-то образом нашел меня и поехал рядом, пригибаясь, под ветвями. Раненый пеший датчанин отшатнулся от нас, потом упал на колени, но мы не обратили на него внимания.

– Всемилостивый Иисус! – прокричал мне Финан. – Я уж думал, мы обречены!

– Я тоже.

– Откуда ты знал, что приближаются люди Стеапы? – спросил он и погнал коня за удирающим датчанином, который неистово погонял свою лошадь.

– Я не знал! – прокричал я, хотя Финан слишком сосредоточился на своей добыче, чтобы меня услышать.

Я догнал его и нацелил копье в поясницу датчанина.