Горящая земля

Чей-то крик заставил меня повернуться, но это всего лишь слуга орал на упирающегося коня. Один из господ уезжал и, очевидно, рано пустился в путь. Несколько воинов, в шлемах и кольчугах, уже сидели в седлах, в то время как седла двух лошадей были пока пусты. Двое людей Рагнара побежали к воротам под нами, и я услышал, как поднимают засов.

– Альфред меня не посылал, – проговорил Пирлиг.

– Ты хочешь сказать, что все это твоя затея? Прийти сюда и напомнить мне о моей клятве? Мне не нужно о ней напоминать.

– Нарушить клятву – это…

– Знаю! – закричал я.

– Однако люди все время нарушают клятвы, – спокойно продолжал Пирлиг, глядя на юг, где первый серый свет зари коснулся вершин холмов. – Может, именно поэтому мы подкрепляем клятвы требовательными законами и строгими обычаями, потому что понимаем – клятвы будут нарушены. Думаю, Альфред знает, что ты не вернешься. Он об этом говорил. Если на Уэссекс нападут, у него не будет его самого острого меча, но все равно он меня не посылал. Король думает, что Уэссексу лучше без тебя. Ему нужна набожная страна, а ты был шипом в этом его стремлении.

– Ему могут понадобиться еще шипы, если датчане вернутся в Уэссекс, – прорычал я.

– Он верит в Бога, господин Утред, он верит в Бога.

Я засмеялся, услышав это. Пусть христианский Бог защитит Уэссекс против датчан Нортумбрии, когда они ринутся на берег нынче летом.

– Если Альфред не хочет, чтоб я вернулся, зачем ты попусту тратишь мое время?

– Из-за клятвы, которую ты дал накануне битвы за Лунден. И персона, которой ты дал это обещание, просила меня прийти сюда.

Я уставился на него и представил, что слышу смех норн. Три пряхи. Норны с хлопотливыми пальцами, что плетут нити нашей судьбы.

– Нет, – сказал я, но без гнева в голосе.

– Она послала меня.

– Нет, – повторил я.

– Ей нужна твоя помощь.

– Нет! – запротестовал я.

– И она просила напомнить тебе, что когда-то ты поклялся ей служить.

Я закрыл глаза.

Это была правда, чистая правда. Забыл ли я про клятву, которую дал в ночь перед тем, как мы атаковали Лунден? Я про нее не забывал, но и не думал, что эта клятва наденет на меня сбрую.

– Нет, – уже сдаваясь, прошептал я.

– Все мы грешники, господин, – ласково произнес Пирлиг, – но даже Церковь признает, что некоторые грехи хуже прочих. Клятва, которую ты дал Альфреду, была долгом, и за исполнение этого долга следовало награждать благодарностью, землями и серебром. Это было неправильно с твоей стороны – нарушать клятву, я не могу этого одобрить, но я понимаю, что Альфред пренебрегал своим долгом по отношению к тебе. Однако клятва, которую ты дал госпоже, была принесена в знак любви, и такую клятву ты не можешь нарушить, не погубив своей души.

– Любовь? – Мой вопрос прозвучал как вызов.

– Ты любил Гизелу, я знаю, и не нарушал клятв, которые ей дал, но ты любишь госпожу, которая меня послала. Ты всегда ее любил. Я вижу это по твоему лицу, вижу это по ее лицу. Ты слеп к этому, но для остальных все ясно как божий день.

– Нет, – сказал я.

– Она в беде, – проговорил Пирлиг.

– В беде? – тупо переспросил я.

– Ее муж болен рассудком.

– Он безумен?

– Не так, как раньше.

Заскрипели петли, когда отворились огромные створки ворот.

Рагнар, босоногий, закутанный в плащ, кричал прощальные слова всадникам, проехавшим через Высокие Ворота Дунхолма; копыта стучали по камням дороги, что вела вниз, через город.

Один из всадников обернулся, и я узнал Хэстена. Он поднял руку, салютуя мне, и я поднял руку в ответ. И вдруг застыл – всадник рядом с ним тоже повернулся в седле. Наездница улыбнулась, но свирепой улыбкой. Это была Скади. Она, должно быть, увидела на моем лице удивление, потому что засмеялась, прежде чем ударить лошадь пятками в бока и легко и быстро поскакать вниз по холму.

– Беда, – прорычал я, наблюдая за всадниками – Бо́льшая беда, чем ты подозреваешь.

– Потому что Хэстен нападет на Мерсию? – поинтересовался Пирлиг.

Я не подтвердил этого, хотя сомневался, что Хэстен держал свои намерения втайне.

– Потому что с ним эта женщина.

– Женщины приносят грех в наш мир, – сказал Пирлиг. – И клянусь Богом, не дают греху завянуть. Но я не могу представить мир без них, а ты?

– Она хочет, чтобы я отправился к ней?

– Да, – ответил Пирлиг, – и она послала меня, чтобы тебя привезти. Она также велела сказать тебе кое-что. Что если ты не можешь сдержать клятву, она освобождает тебя от нее.

– Итак, я не должен ехать.

– Не должен.

– Но я дал клятву.

– Да.

Этельфлэд. Я сбежал от Альфреда и чувствовал лишь облегчение оттого, что обрел свободу. А теперь его дочь призывала меня. И Пирлиг был прав. Некоторые клятвы приносятся из-за любви, и эти клятвы мы не можем нарушить.

Зимой я чувствовал себя рулевым в тумане, которого несет приливом в ничто, которого ветер гонит туда, где нет гавани, заблудившимся, – но теперь словно рассеялся туман. Судьбы показали мне знакомый береговой знак, и, хотя это был не тот знак, которого я желал, он все же говорил, куда мне направить корабль.