Горящая земля

Хэстен промолчал. Не думаю, что он вообще меня слышал. Он благоговейно смотрел куда-то… На Скади. Она была в тускло-коричневой одежде служанки, и все равно ее красота сияла, как маяк в темноте. В тот миг я подумал, что мог бы украсть золотую цепь с шеи Хэстена и он бы ничего не заметил. Он уставился на Скади, и та, почувствовав его взгляд, повернулась к нему лицом. Их глаза встретились.

– Беббанбург, – повторил я, – вот все, чего я когда-либо хотел.

– Да, – рассеянно отозвался Хэстен. – Я тебя слышу.

Он все еще таращился на Скади. В этом ревущем зале никто больше для него не существовал. Брида, сидевшая дальше за высоким столом, заметила, как Скади и Хэстен встретились взглядами, повернулась ко мне и приподняла брови. Я пожал плечами.

В ту ночь Брида была счастлива. Она устроила будущее Рагнара, хотя ее влияние не было заметно. Однако именно ее амбиции подстегнули его, и эти амбиции должны были уничтожить Уэссекс и, рано или поздно, силу бича священников, которые так коварно распространяли повсюду свои убеждения. Мы все верили, что через год единственным христианским королем в Англии будет Эорик из Восточной Англии, а он перекинется на другую сторону, когда увидит, куда дует ветер. Вообще-то, Англии больше не будет, останется только Данланд.

Все это казалось таким простым, легким и открытым, что той ночью смеха, музыки арф, эля, товарищества никто из нас не мог предвидеть поражения. Мерсия была слабой, Уэссекс – беззащитным, а мы были датчанами, наводящими страх северными воинами с копьями.

А потом, на следующий день, в Дунхолм явился отец Пирлиг.

Глава одиннадцатая

Той ночью разразился ураган. Он внезапно налетел с севера, первым его признаком был неистовый порыв ветра, пронесшийся по крепости. За несколько минут тучи закрыли звезды и в небе задрожали молнии.

Ураган разбудил меня все в том же доме, где я потел и замерзал во время своей болезни. Я услышал, как несколько тяжелых капель дождя упали на тростниковую крышу. Потом на крепость Дунхолм как будто обрушилась река. Небо бурлило, шум ливня был громче любого грома.

Я вылез из кровати, накинул на голые плечи одеяло из овчины, встал в дверном проеме и отодвинул в сторону кожаную занавеску. Девушка в моей постели заскулила, и я велел ей присоединиться ко мне.

Она была сакской рабыней, и я приподнял одеяло, чтобы набросить и на нее тоже. Девушка стояла, прижавшись ко мне, широко распахнув глаза в свете вспышек молний, пока мы наблюдали за ревущей темнотой. Она что-то сказала, но я не расслышал, что именно, потому что ветер и дождь заглушили ее слова.

Ураган налетел быстро и так же быстро прошел. Я наблюдал, как молнии уходят на юг, слушал, как стихает дождь; казалось, ночь затаила дыхание в тишине, сменившей раскаты грома.

Дождь стих, хотя вода все еще капала со свеса крыши, кое-где просачивалась через тростник и шипела на остатках огня.

Я подбросил новое дерево в тлеющие угли, добавил в очаг лучину, и пламя вновь взметнулось. Кожаная занавеска все еще была отдернута, и я увидел, как огонь загорелся в других домиках и в двух больших господских залах. То была беспокойная ночь в Дунхолме.

Девушка снова забралась в постель, завернувшись в овчину и меха, и наблюдала яркими при свете огня глазами, как я вытаскиваю из ножен Вздох Змея и медленно провожу им сквозь возродившееся пламя. Я сделал это дважды, не спеша омывая каждую грань длинного клинка. Потом вытер металл овечьей шкурой.

– Зачем ты это делаешь, господин? – спросила она.

– Не знаю, – ответил я.

Я и вправду не знал, знал только, что Вздох Змея, как и все мечи, был рожден в пламени, и иногда мне нравилось омывать его в огне, чтобы защитить то колдовство, что было вплавлено в оружие в момент его создания.

Я благоговейно поцеловал теплый металл и вложил обратно в ножны.

– Мы ни в чем не можем быть уверены, – пояснил я, – кроме нашего оружия и нашей смерти.

– Мы можем быть уверены в Боге, – тихо и настойчиво проговорила она.

Я улыбнулся, но ничего не сказал.

Заботит ли моих богов мое существование? Может быть, то было преимуществом христианского Бога, который каким-то образом убедил своих приверженцев, что они Его заботят, что Он наблюдает за ними и защищает их, однако я не видел, чтобы христианские дети умирали меньше, чем дети язычников, или чтобы христиан щадили болезни, наводнения и пожары. Только вот христиане вечно заявляли о любви к ним их Бога.

Снаружи раздались шаги. Кто-то бежал к моему дому, и хотя я был в безопасности в крепости Рагнара, все же инстинктивно потянулся к Вздоху Змея. Я сжимал его рукоять, когда дородный человек нырнул в дом через открытый вход.

– Всемилостивый Иисус! – воскликнул он. – Ну и холодина снаружи.

Я выпустил меч, когда отец Пирлиг присел на корточки у дальней стороны очага.

– Тебе не спится? – спросил я.

– Кто, во имя Господа, может спать в такую бурю? Нужно быть глухим, слепым, пьяным и глупым, чтобы спать, когда такое творится. Доброе утро, господин, – ухмыльнулся он мне. – Утро нагое, как и ты – словно новорожденный.

Он повернул голову и улыбнулся рабыне.