Горящий лабиринт

Гелиос никогда не был богом на все руки — в отличие от меня, многостороннего и любознательного. Всю свою преданность и сосредоточенность он отдал одному — управлению солнцем. Теперь я понимал, каково ему было, когда его место отошло мне, дилетанту, правящему солнечной колесницей по выходным. Медее должно было быть несложно призвать его силы из Тартара: ей лишь нужно было воззвать к его обиде, желанию отомстить. Гелиос горел желанием разрушить меня, того, кто затмил его. (Нда, ещё один.)

Пайпер Маклин побежала. Тут не стоял вопрос о храбрости или трусости: тело полубога попросту не смогло бы вынести такого жара. Останься Пайпер поблизости от Медеи, она бы сгорела.

Плюс в этом был только один: мой тюремщик вентус исчез. Видимо, Медея не могла управлять одновременно им и Гелиосом. Я заковылял к Мэг, поднял её на ноги и поволок прочь от нарастающей огненной бури.

— О нет, Аполлон! — воскликнула Медея. — Чур не сбегать!

Я дотащил Мэг до ближайшей цементной колонны и укрыл её от прорезавшей парковку стены пламени — резкой, стремительной и смертельной. У меня словно выжгло весь воздух из лёгких, а одежда загорелась. В отчаянии я инстинктивно перекатился и заполз за следующую колонну. Голова кружилась, а от одежды поднимался дымок.

Мэг подобралась ко мне. Она тоже дымилась и была вся красная, но зато живая, а в ушах у неё упрямо гнездились подкопченные люпины. Я всё-таки прикрыл её от самой сильной вспышки жара.

Откуда-то с другой стороны парковки донёсся отдавшийся эхом голос Пайпер:

— Эй, Медея! Ну ты и мазила!

Медея повернулась на звук, и я выглянул из-за колонны. Колдунья стояла, окружённая огнём, и метала волны раскалённого пламени во все стороны, что напоминало спицы, мелькающие вокруг центра колеса. Одна такая спицевидная волна полетела на голос Пайпер.

Пайпер тут же откликнулась:

— О нет! Я начинаю мёрзнуть!

Мэг задёргала меня за руку.

— ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ?

Моя кожа по ощущениям напоминала шкурку сваренной сосиски. Кровь у меня в венах пела, и слова этой песни были такие: «ГОРЯЧО, ГОРЯЧО, ГОРЯЧО!»

Я знал, что ещё одна подобная вспышка означает для меня смерть. Но Мэг была права. Надо было что-то делать. Мы не могли позволить Пайпер принимать весь огонь (причём буквальный) на себя.

— Выходи, Аполлон! — издевалась Медея. — Поздоровайся со старым другом! Вместе вы образуете топливо для Нового Солнца!

Новая стена огня на мгновение взметнулась в паре колонн от нас. Сущность Гелиоса не издавала рычания и не пестрила разными цветами; она была призрачно-белой, почти прозрачной, но тем не менее убила бы нас так же верно, как ядерный взрыв. (В целях общественной безопасности подчёркиваю: уважаемые читатели, не ходите на ближайшую АЭС и не стойте в реакторной камере.)

У меня не было стратегии, которая позволила бы нам победить Медею. У меня не было божественных сил, божественной мудрости — ничего, кроме ужасающего ощущения, что, если я переживу это, мне понадобятся новые розовые камуфляжные штаны.

Мэг, должно быть, заметила выражение безысходности у меня на лице.

— СПРОСИ СТРЕЛУ! — проорала она. — Я ОТВЛЕКУ ВОЛШЕБНУЮ ДАМОЧКУ!

Ужасное предложение. Мне захотелось проорать в ответ: «ЧТО?»

Но прежде чем я успел это сделать, Мэг уже умчалась.

Я полез в колчан и вытащил стрелу Додоны.

— О Мудрое Орудие, нам нужна помощь!

— ДЮЖЕ ГОРЯЧО, — заметила стрела. — ИЛИ СИЕ Я ГОРЯЧА?

— Тут колдунья швыряется титаническим жаром! — крикнул я. — Гляди!

Я не был уверен в том, есть ли у стрелы волшебное зрение, радар или ещё какие способы ощущать окружающую обстановку, но я высунул её кончик из-за углы колонны. Пайпер и Мэг играли в опасную игру «собачка» («жареная собачка») со вспышками огня Медеиного дедушки.

— ТЫ ЯКШАЛСЯ С ДУХОВОЙ ТРУБКОЙ?

— Да.

— ПАКОСТЬ! ЛУК И СТРЕЛЫ КУДА КАК БОЛЕЕ ЛЮБЫ!

— Она получероки, — ответил я. — А это традиционное оружие чероки. Теперь ты будешь любезна сказать, как нам победить Медею?

— ХММ, — задумалась стрела. — ТЕБЕ НАДЛЕЖИТ ВЗЯТЬ ДУХОВУЮ ТРУБКУ.

— Но ты только что сказала…

— НЕ НАПОМИНАЙ! С ГОРЕЧЬЮ РЕКУ СИЕ! ТЫ ПОЛУЧИЛ ОТВЕТ!

И стрела замолчала. Раз в жизни я попросил её сказать больше, а она заткнулась. Ну ещё бы.

Я снова сунул её в колчан и подбежал к следующей колонне, используя как укрытие знак «ПОСИГНАЛЬТЕ».

— Пайпер! — крикнул я.

Она была в пяти колоннах от меня.

Она обернулась. Всё в её лице выдавало сильнейшее напряжение; руки казались панцирями вареных лобстеров. Мои знания медицины подсказали мне, что у неё не больше пары часов до того, как наступит тепловой удар — тошнота, головокружение, потеря сознания, возможно, смерть. Но я сосредоточился на этой паре часов. Мне нужно было верить, что мы проживём достаточно, чтобы погибнуть от таких причин.

Я жестом изобразил, как стреляю из духовой трубки и указал в сторону Медеи.

Пайпер уставилась на меня так, словно я свихнулся. Даже если бы Медея не отмахнулась от выстрела порывом ветра, деревянный дротик едва ли мог пережить полёт через обжигающую завесу.

Мне оставалось только пожать плечами и одними губами произнести: «Доверься мне. Я спросил свою стрелу».