У меня подкашиваются ноги, и я стараюсь не думать о том, что все мои принципы только что улетели к чертовой матери. Мне не хватает воздуха, его мало, ничтожно мало, и от этого приятно кружится голова. Наши языки танцуют какой-то бешеный танец, а руки беспорядочно трогают тела друг друга, словно не веря в происходящее, как будто боятся отпустить. Хочется больше.
Мы отлипаем друг от друга только тогда, когда слышим шум подъезжающих машин. Они выглядят устрашающе, но я даже не успеваю ничего рассмотреть, как Костя уверенным движением задвигает меня за спину. Наблюдать становится неудобно, и я пытаюсь высунуться хоть немножко, но прежде, чем у меня получается, парень шагает назад, заставляя отступить и меня тоже.
— А теперь ты срочно валишь отсюда.
Властный, сосредоточенный шепот. С таким не спорят, но я задаю вопрос:
— Что случилось? — браво, Джина. Наверняка что-то серьезное, если по его лицу только что пробежала тень. Костя медлит с ответом, и я добавляю: — Не парься, я давно уже в курсе дела. Кто, по-твоему, в конце июня шарился ночью по Синицынскому офису?
Костины эмоции сменялись так быстро, что я пожалела об оставленном дома телефоне: такое точно стоило бы заснять на видео. Было непонятно, чем он удивлен больше: тем, что я все знаю и даже принимаю в этом участие, или тем, что говорю об этом как о совершенно обычных повседневных вещах вроде того, что у бабушки на окне цветет герань. Справившись с первичным шоком, парень поясняет:
— Похоже, люди Елисеева решили устроить облаву на клуб.
— Но мы же пришли сюда просто так, зачем им…
— Я — нет.
— Либо ты объяснишь прямо сейчас, либо я и с места не сдвинусь, — звучит неубедительно, но я изо всех сил стараюсь придать себе грозный вид.
Костя вздыхает.
— Я могу просто вынести тебя на руках, ты в курсе? — напряжение растет, но мне внезапно становится смешно, и я едва сдерживаюсь. — Ладно. Это клуб Ника, и сегодня мне должны были передать здесь бумаги, но сделка сорвалась. Похоже, что Елисеевские шавки об этом не в курсе.
— Или сделка была подставной, чтобы выманить тебя в определенное место. Или меня все-таки узнали и выследили, — продолжаю я цепочку предположений.
— Какая разница, ты все равно немедленно отсюда уходишь.
— Какая разница, мы все равно в одной лодке, — в тон ему отвечаю я. — Там девочки, — с испугом вспоминаю я, и, не дожидаясь возражений, бросаюсь внутрь.
Зоя оказывается в поле моего зрения очень быстро, и я спешу к ней, попутно выискивая глазами Люсю, которая, как назло, куда-то запропастилась.
— Что такое?
— Во-первых, это клуб моего брата. Во-вторых, я только что целовалась с Жилинским, в-третьих, здесь люди Елисеева, и с минуты на минуту начнется мясо.
— Ты целовалась с Жилинским? — с восхищением спрашивает Пересмешница, будучи в восторге от этой новости.
Я стараюсь не истерить, потому что второй подруги нигде нет, и оттого слова выходят резко и отрывисто.
— Долго объяснять, сейчас мы забираем Люсю и уходим отсюда к чертовой матери.
— Если бы с ней что-то случилось, мы бы услышали, верно? — дрожащим голосом спрашивает Зоя. Очень хочется ее успокоить, но мне нечем, и я предлагаю позвонить.
Зоя выдавливает болезненную усмешку.
— Последний раз она заряжала телефон еще на фесте. Как думаешь, ответит?
Непроверенной оставалась только вип-зона, и мы поспешили туда, но нас не пропустили. Забыв о том, что я здесь как бы инкогнито, рявкнула:
— Я Снегирева.
Секьюрити с сомнением всмотрелся в мое лицо, но подумав, все же пустил наверх: вряд ли обычная девчонка с улицы будет знать фамилию хозяина клуба. Осматриваясь вокруг, я подумала о том, что мы зря здесь ищем: если нас хотели развернуть, то Люсю не пропустили бы тоже, даже если бы она похлопала ресницами или применила еще какие-нибудь чисто женские приемы. Я уже хотела сказать, что нужно спускаться, но не успела: началась облава.
Мне сразу стало понятно, почему Костя так яростно отправлял меня подальше отсюда: шестерки Елисеева наверняка были вооружены до зубов, а у нас с Зоей имелся только один мой нож на двоих: бабушкин кухонный остался погребенным еще в нашем подвале, и вскоре после переезда я купила себе «бабочку», но при таком раскладе он лучше всего пригодится для того, чтобы перерезать себе горло.
Ситуация на первом этаже была неутешительной: там царил настоящий хаос. Люди покидали клуб через все возможные выходы, кто-то падал на пол и уже не вставал. Зато теперь Люся нашлась очень быстро: она дралась с Елисеевскими головорезами, и спасало ее только то, что они пока не решались открывать огонь. Им нужно было что-то конкретное, и они лихорадочно обыскивали весь клуб, даже не доставая оружие: огнестрел в центре города, да еще в таком людном месте, наверняка привлек бы лишнее внимание.
— Джи, что ты делаешь? Камикадзе! — крикнула Зоя, но я уже проталкивалась через толпу, чтобы вытащить Люсю к выходу.