Горит ли Париж?

Разговор прекратился, и через несколько минут Лей ушел. Хольтиц стоял у полураскрытой двери и наблюдал, как Лей исчезает в темноте коридора. Больше он его никогда не увидит. Он захлопнул дверь и запер ее. Поезд уже вышел на длинный и ровный участок пути до Берлина. На следующее утро Хольтиц пересядет на другой поезд, идущий до Баден-Бадена. Там он попрощается с женой, дочерьми Марией-Анжеликой четырнадцати лет и восьмилетней Анной-Барбарой и четырехмесячным сыном Тимо, которого подарила ему судьба и которого этот кажущийся бесчувственным пруссак ждал всю свою жизнь.

Хольтиц разделся и лег. Затем он сделал то, чего никогда в жизни не делал. Взяв с ночного столика коробку со снотворным, он вытряхнул из нее сразу три таблетки и проглотил одну за другой.

10

Между Растенбургом и Баден-Баденом фон Хольтиц ка короткое время остановился в Берлине. Когда он сошел с поезда, его ждала телеграмма за подписью Бургдор-фа. Коменданту Большого Парижа сообщалось, что специальным приказом фюрера ему присвоено звание генерала от инфантерии.

Всю ночь по пути в Баден-Баден Хольтиц размышлял над тем, что могло стоять за этим неожиданным повышением. Он знал, ОКВ никогда не поручал командование городом, даже столицей, генерал-лейтенанту. В самом Париже ни один военный губернатор никогда не имел ранга выше генерал-майора.

12

Стоя на гранитных ступенях своего элегантного особняка по авеню Рафаэль, 26, в теплых сумерках августовского вечера, генерал Ганс фон Бойнебург-Ленгсфельд ждал гостя. В ожидании он вел неторопливую беседу со стоящим рядом молодым лейтенантом — своим адъютантом графом Данквартом фон Арнимом. Многие узы, укрепившиеся за время их восемнадцатимесячного совместного пребывания в Париже, связывали старого генерала, страшно изуродованного танком на подступах к Сталинграду, с молодым бранденбургским дворянином. Все эти восемнадцать месяцев в «третьем рейхе» не было другого уголка, которым было бы легче управлять, чем тридцатью квадратными милями французской столицы, предоставленными Бойнебургу как коменданту Большого Парижа.

Только два события омрачили его безмятежное пребывание здесь. Первым было прибытие 14 марта 1944 года офицера из генерального штаба в Берлине. Он потребовал от Бойнебурга досье, которое валялось в его кабинете с того самого момента, как оно было составлено, сразу после рейда на Дьепп в августе 1942 года. Оно было озаглавлено: «Оборонительные меры в районе Парижа в случае высадки десанта противника». Офицер забрал досье в Берлин. Через десять дней оно вернулось в кабинет Бойнебурга. ОКВ признал эти меры «абсолютно неудовлетворительными». Бойнебургу было приказано подготовить другой, более детальный план, предусматривающий в случае наступления врага «возможность вызвать максимальные разрушения в районе Парижа».

Второе событие было более серьезным по последствиям для Бойнебурга. Это был заговор 20 июля. Хотя Бойнебург и не входил в число организаторов заговора, тем не менее, когда в штабе генерала фон Штюльпнагеля был получен пароль «Юбунг», он приказал своим войскам арестовать 1200 эсэсовцев и гестаповцев, расквартированных в Париже. С момента, когда позднее в тот вечер Бойнебург услышал резкий голос Гитлера, раздавшийся из динамиков в отеле «Рафаэль», он стал ждать расплаты.

Она наступила 3 августа. Из штаба главнокомандующего вермахтом на Западном фронте пришла короткая телеграмма, в которой буднично сообщалось, что он «отстраняется от должности военного правителя Парижа и его место займет генерал Дитрих фон Хольтиц». Бойнебург ничего не знал о человеке, который должен был стать его преемником. Он слышал только, какой Хольтиц пользуется репутацией: она опередила его на пути в Париж. Для Бойнебурга, фон Арнима и горстки других офицеров, переживших 20 июля, Хольтиц был «преданным нацистом и непоколебимо послушным пруссаком».

По мнению Бойнебурга, коренастый пруссак, рявкнувший в тот вечер 9 августа 1944 года у стоявшей внизу будки часового «хайль Гитлер», мог представлять собой только безусловного нациста. Наблюдая, как Хольтиц торжественно вышагивает по ступеням резиденции, Бойнебург прошептал фон Арниму: «Твердый орешек».

В салоне Бойнебурга, расположившись на зеленых бархатных стульях в стиле Людовика XV, с полдюжины старших офицеров с нетерпением ждали момента, когда смогут рассмотреть этого маленького человечка. Для фон Арнима это была «трогательная минута». Спокойный и отчужденный Хольтиц чувствовал себя неловко среди этих людей. Мало что в облике окружавших его гарнизонных офицеров могло понравиться генералу, большую часть войны проведшему в грязных окопах России.