Горит ли Париж?

С немецкой тщательностью капитан Отто Ницки из военной полиции совершал свой регулярный утренний обход городских баров и публичных домов. В то утро только в одном из таких заведений — обычно хорошо посещаемых — Ницки обнаружил немецкого майора, который, лежа на спине в кровати, на глазах у испуганной хозяйки расстреливал из пистолета лампочки в висевшей под потолком люстре. «Чего они ждут, почему не забирают нас отсюда?» — вновь и вновь вопрошал он в пьяном угаре.

Но ни один из находившихся в городе немцев не получил более странного задания, чем сержант военной полиции Рудольф Рейс, тридцати двух лет от роду, из плац-комендатуры.

Предыдущий день Рейс провел за парапетом набережной Монтебелло, откуда он вел огонь по осажденным в Префектуре полицейским. Этим утром он раскатывал в автомашине парижской полиции в окружении двух полицейских, которых вчера пытался убить. Они объявляли об организованном Нордлингом прекращении огня. По всему городу парижане спешили к своим новым «газетам» — стенам домов, — чтобы прочесть первые из множества плакатов, одобрявших или осуждавших перемирие. На углу авеню Опера и улицы Пирамид к изумленному Рейсу подбежал владелец кафе с бутылкой красного вина и тремя стаканами. Чуть погодя на глазах у ошеломленных прохожих немецкий солдат и два полицейских чокнулись и выпили за успех перемирия, о котором они оповещали Париж.

8

Глаза изнемогающего от усталости лейтенанта Эме Бюлли вновь скользнули по четырем счетчикам топлива на приборной панели самолета. Счетчиков было по одному для каждого из четырех баков. Три уже были пусты. Ручной помпой Бюлли откачал из них последние капли. Теперь начала скользить к нулю белая стрелка четвертого счетчика. Тридцатитрехлетний бортинженер понимал, что в этом последнем баке горючего не хватит даже на полчаса полета. Свыше часа затерявшийся в тумане и дожде, бросаемый из стороны в сторону штормовым ветром «локхид» «Франция» бороздил этот участок неба где-то над побережьем Англии в поисках истребителей королевских ВВС, которые сопроводили бы его до спасительной Нормандии. Раздавшийся рядом голос прервал тревожные размышления Бюлли.

— Горючее? — спросил сидевший впереди.

— Опустошаем последний бак, — ответил бортинженер пилоту Лионелю де Мармье. — Продолжать эту игру больше нельзя.

Де Мармье, у которого от нервного напряжения вспотели руки, понял, что придется искать место для посадки. Ему придется это делать самому, почти без горючего и, в довершение ко всему, имея на борту человека, который держал на своих плечах судьбу всей Франции, а в данный момент курил сигару в пассажирском салоне. Де Мармье сбросил газ и перевел самолет на медленное снижение. Наблюдая, как стрелка высотометра приближается к нулю, Бюлли молился, чтобы они находились над Ла-Маншем, а не над землей. В пассажирском салоне позади него Шарль де Голль молча и бесстрастно созерцал блеклый мир за иллюминатором самолета.

— Горючее? — спросил де Мармье.

— Еще на несколько минут, полковник.

Теперь уже под крылом самолета Бюлли видел белые барашки волн на поверхности Ла-Манша. Затем прямо по курсу из тумана показались серые очертания английского побережья. Дверь кабины распахнулась и вошел помощник де Голля Клод Ги.

— Что происходит? — спросил Г и.

— Нас бросили, — ответил де Мармье. — Эскорта нет. — Он объяснил Ги, что им придется садиться в Англии.

Молодой помощник вернулся в салон и объявил сидевшему там невозмутимому человеку, что эскорт истребителей так и не появился.

Де Голль вздохнул. «Кто на этот раз? — спросил он Ги. — Англичане? Американцы? Или и те и другие?»

Затем Ги объявил, что у них почти не осталось горючего и они будут вынуждены приземлиться в Англии.

Де Голль выпрямился. «В Англии? — спросил он. — Никогда! Скажи Мармье, что я приземлюсь только во Франции».

— Горючее? — запросил Мармье бортинженера.

На этот раз Бюлли, сглотнув слюну, ответил: «Почти пусто».

Скользя над поверхностью покрытого рябью Ла-Манша, при видимое™ менее ста ярдов, «локхид» направлялся строго на юг к французскому побережью. Бюлли поглаживал ручную помпу, которой он откачает последние капли горючего из последнего топливного бака. Де Мармье нервно облизывал губы. Бюлли казалось, что никогда еще в жизни минуты не тянулись так долго. И вот на горизонте показался берег Франции. Самолет быстро пронесся над заброшенным пляжем, усеянным блокгаузами и обломками. Де Мармье внимательно всматривался вниз, но местности не узнавал. Он понимал, что у него нет времени болтаться над этим сельским районом, чтобы определить свое местоположение.

— Бюлли, — приказал он, — отнеси-ка эту карту патрону. Может быть, он узнает, где мы находимся.

Де Голль надел очки, покосился на карту, затем долго всматривался наружу; потом повернулся, воткнул палец в выступ земли на самом краю Нормандии и объявил: «Мы здесь, чуть восточнее Шербура». Бюлли бросился назад.