Фон Хольтиц с негодованием повесил трубку. Затем еще раз перечитал последнюю строчку телеграммы, тот самый приказ, по поводу которого звонил майор. «Люфтваффе, — говорилось в ней, — уничтожит любой квартал города, в котором будет продолжаться восстание». Фон Хольтиц пожал плечами. Для этого, с иронией подумал он, майору теперь придется уничтожить большую часть Парижа.
37
На вершине холма за городом Сен-Жермен-ан-Лей, на западных подступах к Парижу, другой немецкий генерал изучал местность в полевой бинокль. У подножия холма в черном восьмицилиндровом «хорхе» водитель генерал-лейтенанта Гюнтера Блюментритта старший сержант Отто Пихлер караулил десять генеральских длиннохвостых попугаев. Как и генерал Монтгомери, Блюментритт обожал этих маленьких птичек. Этот офицер, предложивший две недели назад применить в Париже «тактику выжженной земли в ограниченных масштабах», в это августовское утро решил «из спортивного интереса» немного пощекотать себе нервы. Прежде чем покинуть старое помещение штаба Западного фронта в Сен-Жермене и присоединиться к своим коллегам, которые неделей раньше выехали на север, на новые квартиры под Реймсом, Блюментритт хотел хотя бы мельком взглянуть на первые танки противника, штурмующие французскую столицу.
Несколько минут назад Блюментритт попрощался с работавшим при штабе садовником-французом, сорвал последнюю розу и взобрался на холм. Теперь вдалеке он видел клубы пыли, поднимающиеся за цепью наступающих «шерманов». Он наблюдал за ними до тех пор, пока до его насеста на вершине холма не докатилось эхо пушечных выстрелов. Закончилась, размышлял он, целая эпоха в его жизни.
Забираясь в машину, чтобы покинуть этот город, который он столь счастливо оккупировал в течение двух лет, Блюментритт услышал от своего шофера печальную новость. «Генерал, — сказал тот, — не осталось корма для птичек. Придется вам попросить Монтгомери, чтобы он прислал немного».
В 12 милях к югу от холма Блюментритта, на плато, возвышавшемся над аэродромом в Туссю-ле-Нобль, еще один немецкий офицер наблюдал за наступлением танковой колонны союзников. Двадцатидвухлетний лейтенант Генрих Бланкемейер из 11-го зенитного полка находился на своем холме не из спортивного интереса. Окруженный орудиями других расчетов, он должен был остановить эти танки, а не смотреть на них. Наступление французов казалось молодому вестфальцу «парадом». Он видел даже обтянутые розовой тканью щиты, прикрепленные по бокам танков, чтобы обозначить их для авиации союзников.
В то мгновение, когда он отдал приказ открыть огонь своему собственному 88-миллиметровому орудию на тракторной тяге, гряда холмов вокруг него словно взорвалась. Бланкемейер увидел, как под огнем его соплеменников наступающие танки один за другим окутывались пламенем, «словно игрушечные».
Из канавы на краю аэродрома, за которым в бинокль наблюдал Бланкемейер, свое наблюдение вел Кеннет Крофорд, военный корреспондент журнала «Ньюсуик». Он ругался вслух. Пять минут назад «папа» Хемингуэй спокойно уверял Крофорда, что его разведчики из ФФИ прощупали дорогу через небольшой аэродром и ничего не нашли. Чуть поодаль, вжавшись в ту же канаву, майор Анри де Мирамбо, командир артиллерийского батальона, в смятении наблюдал за цепью «шерманов» 12-го кирасирского полка, переваливших через хребет на летное поле «словно устремившийся в атаку кавалерийский эскадрон». Один за другим они были подбиты прицельным огнем все еще не выявленных немецких орудий.
Мирамбо показалось, что из своего окопа он, наконец, засек наиболее опасные немецкие позиции. Огонь, по-видимому, велся из-за стогов сена, вытянувшихся вдоль пшеничного поля за аэродромом. Он бросился к своему джипу, неведомо как уцелевшему, и отдал приказ моторизованным батареям перенести огонь на пшеничное поле. Как только над его головой пронеслись первые снаряды, Мирамбо с изумлением увидел, что вся шеренга стогов начала двигаться. Под каждым полковник Зейдель, известный пианист из Дрездена, спрятал по противотанковому орудию.
Когда дальний край поля был, наконец, очищен, к Крофорду подошел сзади ухмыляющийся Хемингуэй. «Сукин ты сын, — набросился на него Крофорд, — по-моему, ты сказал, что прочесал это место и никаких немцев там не обнаружил!» Хемингуэй пожал плечами. «Мне нужно было найти кого-то, — ответил он, — на роль подопытного кролика».