Горит ли Париж?

К его изумлению, жандарм ответил: «Они только что пришли. Входят через переднюю дверь. Послушайте». Пизани попросил жандарма позвать к телефону первого же из офицеров, кого он сможет найти. Это оказался капитан де Буассье. Пизани передал через него отчаянный призыв к Леклерку. «Ради бога, спешите! — кричал Пизани. — Мы больше не продержимся. Боеприпасы почти закончились. Нас просто раздавят».

39

Капрал Люсьен Давантюр прижался лбом к перископу и лихорадочно маневрировал своим «шерманом» «Викинг», попавшим под перекрестный огонь немецких 88-миллиметровок на окраине городка Савиньи-сюр-Орж, в 12 милях к югу от Парижа. Вдруг в нескольких футах от себя Давантюр увидел вспышку зелено-желто-фиолетового пламени, вырвавшегося из дома у дороги. В следующее мгновение мир для него потух. Хотя немец промахнулся, снарядом срезало перископ танка. В панике Давантюр сообразил, что «Викинг» был теперь похож на слепого слона, и немцы со своими рыщущими 88-миллиметровками такую цель не пропустят.

В тот же миг Давантюр услышал в своих наушниках спокойный, хладнокровный голос командира. «Люсьен, — сказал тот, — делай, что я тебе говорю. Назад. Направо. Опять назад. Быстрее». Давантюр, задыхаясь в маслянистом дыме, словно робот выполнял приказы, гадая, в какое мгновение немецкий снаряд разорвет на части его самого и «Викинг». «Направо. Налево. Сильнее. Резко налево. Быстрее. Теперь прямо. Резко налево». Слова звенели в ушах, как ружейные выстрелы. И вот, когда он закрутил «Викинг» в резком повороте, то не поверил своим ушам, услышав голос командира: «Люсьен, стоп. Порядок».

На мгновение в танке воцарилась тишина. Давантюр обмяк. Было нечем дышать, глаза слезились. Затем он откинул крышку люка и выбрался на свежий воздух. Часто мигая от оказавшегося таким ярким света, Давантюр поначалу ничего не видел. Смахнув с глаз пелену, он уставился прямо перед собой и в тот же миг почувствовал, что сердце его сейчас остановится. Его взору предстало грациозное и величественное сооружение, каким он всегда себе его и представлял, но никогда не видел, — Эйфелева башня.

В тот же полуденный час взметнувшийся высоко в небо ажурный каркас предстал взору воинов всех трех наступающих колонн 2-й бронетанковой, на прибытие которой возлагал такие надежды префект полиции Шарль Луизе.

Полковнику Луи Варабуа показалось, что это зрелище буквально парализовало его людей. Из своего танка капитан Жорж Бюи с благоговением смотрел на далекие очертания башни. Ему пришла в голову мысль, что «крестоносцы при виде стен Иерусалима, должно быть, испытывали такое же, почти чувственное, наслаждение».

Словно магнит башня притягивала солдат дивизии Лек-лерка, с удвоенной энергией увлекая вперед уже обагренные кровью колонны.

Но для некоторых ажурная башня так и осталась навсегда несбыточной мечтой. Рядовой Патрик Дешан, всего несколько часов назад попросивший мать «достать шампанское» по случаю своего возвращения домой, тоже увидел ее, но всего за несколько секунд до того, как 88-миллиметровый снаряд разорвал его танк. Изувеченное тело сраженного на месте Дешана осталось в стальном гробу, его глаза навеки закрылись, запечатлев этот символ Парижа, который он пришел освободить.

* * *

Но в тот августовский день ни один из солдат 2-й бронетанковой не подберется к священному столпу из стали ближе, чем двадцативосьмилетний Жан Калле. Башня была сейчас прямо под крыльями его «пайпер каба», проплывавшего в небе вдоль Сены к Префектуре полиции. Сидевший сзади наблюдатель Этьен Манту сжимал небольшой джутовый сверток, к которому был привязан кусок свинца. В этот сверток был заложен ответ на отчаянный призыв Эдгара Пизани: три слова надежды для людей в осажденном здании.

Придя в неистовый восторг от зрелища, разворачивавшегося под крыльями его самолета, Калле даже забыл об опасностях, которыми был чреват его медленный полет над столицей. По очереди он пересчитал все ее монументы — от Сакре-Кёр слева от себя до золотого купола Дома инвалидов прямо под собой. «Париж невредим, — прошептал он, — Париж моей юности». Он сделал разворот над Нотр-Дам и тремя танками на площади у собора. Калле видел крохотные вспышки от их пулеметов, направленных в сторону самолета. Он разглядел бегущих немецких солдат, а на крышах — размахивающих белыми платками соотечественников. И на какую-то прекрасную долю секунды его внимание привлекло очаровательное зрелище, хотя и несоответствующее ситуации: влюбленная пара, в обнимку прогуливающаяся вдоль Сены.

Над Префектурой Калле сделал вид, что у его «каба» заглох мотор, и, показывая немцам, будто сбит, начал падать, как сорванный лист. Устремившись к открытому двору Префектуры, Калле увидел распростертый флаг с лотарингским крестом, и в этот момент Манту словно стрелу метнул вниз джутовый сверток. Калле вышел из пике и поспешил в безопасное место.

Внизу аббат Лепутр, священник, почти случайно ставший капелланом Префектуры, был в числе первых, кто подбежал к сброшенному пакету. Кто-то разорвал его и прочитал вслух: «Держитесь. Мы идем».

40