Читаем Горит ли Париж? полностью

Крюз не принял его. У него не было времени. Завтра, сказал он Бендеру, он возьмет его в плен; а пока он должен оставаться в консульстве Нордлинга. Затем Крюз ринулся к своему велосипеду.

42

Весь день одинокая фигура Шарля де Голля маячила в отдалении на покрытой плитами террасе «Шато де Рамбуйе». В ранние утренние часы из своих скромных апартаментов под самой крышей замка де Голль наблюдал, с грустью вспоминая прошлое, как под мелким, моросящим дождем мощные колонны 2-й бронетанковой двигались в сторону Парижа. Он с горечью подумал о том, что если бы в 1940 году у Франции было «семь таких дивизий, то как бы это изменило дело». Теперь же час за часом де Голль следил за трудным продвижением дивизии по дороге в Париж. Он надеялся попасть в столицу до наступления темноты. Но по мере того как вырастала гора донесений об упорном сопротивлении противника, становилось все более ясно, что этого не произойдет. Долгое возвращение главы Свободной Франции из изгнания домой продлится еще на одну ночь.

Во второй половине дня первые же документы Сопротивления, доставленные из города, подтвердили подозрения де Голля относительно мотивов его политических соперников. Как он и предполагал, руководители восстания готовились теперь утвердить себя в качестве комитета по организации его встречи, взять его под свое крыло, покровительствовать его въезду в город. Де Голль не допустит чего-либо подобного. Он был готов согласиться лишь на одну процедуру вступления в должность, в которой лидерам восстания не отводилось никакой роли, — признание со стороны народа.

На доставленное из города предложение о том, что по прибытии он будет «принят» руководителями восстания в городской ратуше, де Голль отправил вежливый, но холодный ответ. Он направится, заявил он, прямо в Министерство обороны и, когда ему будет это удобно, примет там лидеров восстания. Что же касается самих этих лидеров и их комитетов, то де Голль уже определил их будущее: почетное место «в славной истории освобождения»… и забвение.

Де Голль знаком пригласил своего близкого соратника Жоффруа де Курселя прогуляться с ним по саду замка. Попыхивая английской сигаретой, он укрылся за стеной молчания. Курсель благоразумно не прерывал его мыслей. Ибо, как и все в его окружении, де Курсель знал, что де Голль следит за неожиданно упорными боями на подступах к Парижу не только глазами политика. Он следил за ними и как отец. На одном из самоходных противотанковых орудий, выезжавших в то утро из Рамбуйе, находился молодой морской лейтенант, гордый и подтянутый. То был единственный сын Шарля де Голля Филипп.


* * *


В десятке миль от великолепных башен Рамбуйе, срели скопища зеленых палаток у деревни Ментенон, еще один генерал проявлял нетерпение по поводу Парижа, которое могло соперничать с деголлевским. С полуночи предыдущего дня генерал-майор Леонард Т. Джероу, командир V корпуса американцев, куда входила дивизия Леклерка, не получал никаких известий о наступлении 2-й бронетанковой. Более того, он узнал о принятом лично Леклерком решении сместить линию наступления своей дивизии на 17 миль к юго-востоку не от 2-й бронетанковой, а от находившейся на ее фланге американской дивизии. В сердитой телеграмме в штаб первой армии Джероу сообщал: «2-я бронетанковая… ведет наступление из районов Арпажона и Лонжюмо к центру Парижа. Это противоречит боевому приказу № 21 от 22 августа и нарушает разграничительную линию между 2-й бронетанковой и 4-й дивизиями».

Теперь, вышагивая по штабному тенту, Джероу клялся своему начальнику оперативного отдела полковнику Джону Хиллу, что если бы Леклерк был американцем, то он немедленно отстранил его от командования. Раздражение Джероу усиливалось давлением со стороны Верховного командования, полагавшего, что укрепления противника на подступах к Парижу были тоньше бумаги, и ожидавшего, что Леклерк войдет в город к полудню.

Встревоженный сообщением Нордлинга, Брэдли ежечасно требовал объяснений, почему Париж еще не взят. Этот американец с вкрадчивым голосом не хотел рисковать, уповая на то, что германский комендант Парижа не передумает. В конце концов раздасадованный Брэдли издал новый приказ. «К черту престиж, — объявил он. — Прикажите 4-й (пехотной дивизии США) наступать прямо на город и освободить его».

К своему изумлению и неудовольствию Джероу, едва закончив бесполезные поиски Леклерка, получил распоряжение Брэдли, переведенное на суровый язык боевого приказа: «Абсолютно необходимо, чтобы подчиненные вам части незамедлительно вошли в Париж». В приказе говорилось далее, что ему следует ускорить продвижение 2-й бронетанковой и направить в город 4-ю американскую дивизию, «независимо» от места нахождения 2-й бронетанковой. Другими словами, если французы не способны первыми войти в Париж, то это сделают американцы из корпуса Джероу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами "Бунт в тупике", "Бизнес на правах человека", "Над пропастью во лжи", "Анти-выборы-2012", "Зачем России Марин Лe Пен" и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя "безальтернативность Путина" — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий. Автор анализирует, какие политические и экономические силы стоят за этим, приводит цифры и факты, позволяющие дать четкий ответ на вопрос: что будет с Россией, если требование "Путин навсегда" воплотится в жизнь. Русский народ, утверждает он, готов признать легитимным только то государство, которое на первое место ставит интересы граждан России, а не обогащение высшей бюрократии и кучки олигархов и нуворишей.

Владимир Викторович Большаков

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза