Читаем Горит ли Париж? полностью

Теперь со всех сторон наступающие танки Дюпона открыли огонь по воротам тюрьмы. Кристан понял, что, «если мы не выбьем оттуда эту стерву, она перестреляет всю роту». Над головой Кристана в сторону ворот понесся поток снарядов, выпущенных Пьером Шове из своего «Вьей Армана». Внезапно раздался ужасный взрыв. Один из снарядов Шове попал в грузовик с боеприпасами, стоявший позади пушки Вагенкнехта. У чудом уцелевшего Вагенкнехта мелькнула лишь одна мысль. Бросив свою изуродованную пушку, он сквозь дым и летящие во все стороны обломки ворот понесся в укрытие. За этой завесой он проскочил мимо танков, по которым только что стрелял, и бросился по улице, шедшей параллельно стенам «Френе» к деревенскому кладбищу. Там, задыхаясь, он упал в канаву. Когда он наконец перевел дух, в мозгу бывшего заключенного Вагенкнехта вдруг промелькнула мысль: «Слава Богу, я на свободе».

Ворота тюрьмы все еще изрыгали на наступавших французов столбы дыма и орудийного огня. Кристан и Дюпон продолжали скользить вдоль тюремной стены. От входа их отделяло менее 50 ярдов. Вдруг впереди из дыма возник немец в разорванной и измазанной униформе и дал по ним короткую автоматную очередь. Кристан услышал, как рядом охнул капитан Дюпон, и, обернувшись, увидел, как тот падает на тротуар: его голова была прострелена. В то же мгновение мимо Кристана пронесся один из его танков — «Нотр Дам де Лоретт». У ворот тюрьмы он повернул направо и, паля из всех стволов, протаранил остатки орудия Вагенкнехта и немцев, все еще оборонявшихся в воротах. Для водителя «Нотр Дам де Лоретт» в тюрьме «Френе» не было секретов. Рядовой первого класса Жак Неаль знал ее двор как свой парижский дом. Он был пленником гестапо в течение тринадцати месяцев, прежде чем ему удалось совершить побег и присоединиться к войскам Свободной Франции.

Остальные танки капитана Дюпона ворвались в тюрьму вслед за «Нотр Дам де Лоретт» и подавили огневые средства оборонявшихся.

Цена победы оказалась высокой. На прилегающих к «Френе» улицах стояли пять покрытых копотью, почерневших танков. В одном из них — посреди авеню Республики, в обгоревшем остове «Марны» — пара невидящих глаз уставилась через открытый люк на плывущие в сторону Парижа облака. Поль Ландриё был мертв: его грудь пронзил осколок первого снаряда, направленного точно в цель Вилли Вагенкнехтом. В кармане его обгоревшего комбинезона лежала нераспечатанная пачка «Кэмла», которую он привез домой, во Френе, из столь долгого путешествия в вечность.

41

«Господи, — подумал ошеломленный француз, — этот парень совершает измену!» Уже во второй раз менее чем за восемь часов Лоррен Крюз, помощник Жака Шабан-Дельмаса, стоял у постели шведского генерального консула Рауля Нордлинга и слушал вкрадчивый голос агента абвера Бобби Бендера. Держа в одной руке стакан виски, а в другой карандаш, Бендер склонился над потертой картой парижского района, Один за другим Бендер раскрывал все немецкие укрепления на дороге в Париж.

«Здесь, — говорил Бендер, указывая на окраины Кламара, — находится полк, усиленный двумя танковыми ротами. Ваш генерал Леклерк должен их обойти». Быстрыми движениями карандаша вдоль красных и желтых линий на карте, стекающихся к столице, Бендер показал Крюзу, как это должно быть сделано. Когда его стремительный карандаш приблизился к границам города, Бендер на мгновение задумался, а затем набросал линию в сторону Сены, через реку к площади Шатле и вдоль по улице Риволи к площади Согласия. Войска Леклерка, сказал он Крюзу, должны двигаться этим маршрутом, если хотят попасть в центр Парижа, не встречая сопротивления. Этот путь, продолжал он, приведет их «без боя прямо к отелю “Мёрис”».

Седовласый немец только что вернулся из отеля “Мёрис”. Там Бендер смог измерить расстояние, отделявшее Париж от катастрофы. Оно составляло 60 миль — дистанцию между отелем “Мёрис” и передовыми частями 26-й бронетанковой дивизии СС, ожидавшей темноты около наполеоновского поля боя у городка Монмирай. В эту ночь они начнут свой очередной и, вероятно, последний бросок к столице. Бендер предупредил Крюза, что союзники должны обставить их в этой гонке к Парижу. Если «шерманы» Леклерка прибудут к отелю “Мёрис” раньше немецких танков, Хольтиц будет готов сдать город после символического сопротивления, необходимого ему, чтобы сохранить солдатскую честь. Но если туда первыми прибудут немецкие танки, генерал будет сражаться. Все зависит от генерала Леклерка, говорил он молодому загорелому подпольщику.

Некогда элегантный повеса тряхнул седеющей головой и опрокинул в рот остатки виски. После чего проницательно посмотрел на стоявшего напротив молодого офицера. “Если я и раскрыл какие-то тайны, что вас, вероятно, удивило, то только потому, что искренне верю: это в наибольшей степени отвечает интересам моей страны”.

Затем Бендер поставил стакан, потянулся к желтому ремню, на котором висела кобура, и расстегнул его. «А теперь, — сказал он, передавая его французу, — я считаю себя вашим пленником».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами "Бунт в тупике", "Бизнес на правах человека", "Над пропастью во лжи", "Анти-выборы-2012", "Зачем России Марин Лe Пен" и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя "безальтернативность Путина" — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий. Автор анализирует, какие политические и экономические силы стоят за этим, приводит цифры и факты, позволяющие дать четкий ответ на вопрос: что будет с Россией, если требование "Путин навсегда" воплотится в жизнь. Русский народ, утверждает он, готов признать легитимным только то государство, которое на первое место ставит интересы граждан России, а не обогащение высшей бюрократии и кучки олигархов и нуворишей.

Владимир Викторович Большаков

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза