Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

- Я вижу одно и то же, - говорил Охотник, - дурной, незаживающий сон. Белый слепящий снег, изрытый тенями. Частые, покрытые снежной коркой стволы деревьев, убегающие от меня с двух сторон. Я бегу, задыхаясь, почти выбиваясь из сил по лыжне, петляющей через лес. Снег хрустит морозным режущим хрустом. Изо рта вырывается пар. Мороз больно жалит. Но мне жарко. Пот стекает мне на глаза из-под меховой шапки. Я бегу, я рвусь по рыхлым следам с одержимостью человека, поставившего свою жизнь на карту. Я только что слышал крик, душераздирающий, нечеловеческий. Он стоит в моих ушах. Он заполонил все мое естество. Сейчас я и этот крик - почти одно. Я узнал в нем близкий мне голос. Я узнал бы его из тысячи. И поэтому я бегу на крик. Я не успеваю подумать о чем-то кроме него, не успеваю что-то представить. Желание успеть туда - пожалуй, все, что мне осталось в эти несколько последних минут. Да еще - смертельная нехватка воздуха. Я не могу дышать.

И вот, вижу - следы обломились. Их перечеркнуло чье-то упавшее тело. Оно неподвижно и размыто. Оно все размыто, как размываются краски, нанесенные на влажный лист бумаги. Кровь, разлитая на снегу. Я приблизился, вгляделся и узнал. Хотя нет, я узнал ее еще раньше, когда увидел кровь. Это была Маша, моя жена.

Большой светло-серый волк стоял в двух шагах от нее и смотрел мне в глаза. Никогда мне не забыть этот взгляд. Он сказал: я убил ее. Я слышал это, клянусь. Эти слова звучали во мне, как будто бы они были сказаны. Я понял все. А Зверь ждал моего ответа. Он будто подталкивал меня сквитаться с ним сразу, как будто знал, что потом это будет уже невозможно. Он ждал, пока я приду, чтобы сразиться со мной. Мысль эта также ясно звучала в моем сознании, как его первое признание. И это вывело меня из себя.

Я взревел так, что снежная пыль опала с ближних веток, и набросился на него, не помня себя от ненависти. Я хотел задушить его голыми руками. Я разжал ему челюсти, засунув между них правую руку. Клыки как лезвия пропороли рукав полушубка. Но я стерпел. Я изо всей силы прижимал его голову другой рукой к земле, стараясь пережать ему горло и всей тяжестью давил ему на загривок. Мы несколько раз перевернулись в снегу, сцепившись насмерть. Я сдавил ему шею. Зверь захрипел.

Если бы у меня достало духу еще на минуту, то, может быть... Но я выдохся и отступил первым. Все было кончено. Зверь дал мне шанс, а я... я сам упустил его. Он до кости перегрыз мне руку. Кровавым обрубком она повисла вдоль тела. Бешеный удар сбил меня в снег, и тотчас две железные лапы, прорвав полушубок, надавили на грудь. Зверь был очень тяжел. Я чувствовал на лице его рвущееся дыхание, видел у самых глаз его оскал. Без слов я просил о смерти. И он опять понял меня. Это чудовище читало мысли. Оно могло бы прикончить меня сразу, но знало, что убить можно и по-другому. Постояв недолго, зверь отпрыгнул в сторону и быстро ушел. А я остался лежать на снегу. Рядом, в крови коченел ее труп. К этому времени я уже сознавал, что более не живу, что больше не буду жить.

Потом видение обыкновенно исчезает и все заполняет пустота. Глухая, тупая, неотступная. Белая, как снег.

Охотник выпрямился и бегло взглянул на ошеломленного Гиббона. Кривая ухмылка скользнула по его тонким губам.

- Да, дорогой Гиббон, - сказал он, снова обращаясь к темноте, мерно текущей между пролетами моста, - я очень хорошо понимаю вас, человека, который чувствует себя ограбленным. Знайте же, что и я всю жизнь плачу по чужим счетам.

Зверь мстил вовсе не мне, когда убил Машу, а ее отцу, страстному охотнику, перестрелявшему незадолго перед тем целую волчью семью - самца, его волчиху и пятерых волчат. Мой тесть души не чаял в дочке. Новая шубка из волчьего меха так подошла бы к ее серым глазам. И Зверь, я думаю, избрал для него ту же меру расплаты, что и для меня.

В том, что это произошло, не было случайности. Впервые я услышал про некую фантастическую тварь, обитающую в Каюшинском лесу, именно от тестя. И он же намекнул на связь Зверя с родом Ратмировых. Помню, он говорил что-то полушутя, дескать, их сиятельства давно бедокурят, и сам, помниться, ох, как мечтал повстречаться один на один с этим загадочным монстром. Я ему не верил, смеялся, пока чужая мечта не воплотилась на моих глазах с самым зловещим правдоподобием. Увидев раз Зверя, почувствовав его вблизи, нельзя усомниться в том, кто он такой. Так вот, старик зачах очень скоро после похорон Маши, а я все эти прошедшие одиннадцать лет послушно отбываю за него наказание.

Знал ли Зверь, чем была для меня Маша? Уверен, что знал. Чудовище это потому и всесильно, что обладает проницательностью и умом, перед которыми бессильны люди. Оно как никто знает, что такое человеческая любовь и что такое человек вообще. Оно осторожно и редко прибегает к убийствам. Я почти уверен, что Маша была единственной его жертвой, убитой открыто. Впрочем, страстные охотники как-то незаметно перевелись в наших краях, и, вполне возможно, у него больше не возникало повода для наглядной казни.