Горицвет (СИ)

Но вот такого, чтобы стрельба в нумерах, чтобы один помер, а другой не знамо еще дотянет ли живым до города или нет, чтобы не то мелкий спор, не то крупная ссора между благородными господами прямо под крышей почтенного учреждения да с такими последствиями — такого за всю его беспорочную службу по почтовому ведомству еще не бывало. Благо, кроме них с супругой, — но с нее-то, конечно, по ее глупому недомыслию какой спрос? — в эту треклятую ночь случились на станции еще люди постороннние — другие постояльцы. То есть, при разбирательстве и на допросах у станового будет кому, не кривя душой, указать на полную и совершенную его, Дудырева, непричастность по этому немыслимому делу.

Взять того же купца Мучникова. Вот что он теперь такое лопочет? Само собой, у него свое на уме, возмущается, вишь. Да только, как говорится, снявши голову по волосам не плачут. Вот, вот опять, нате пожалуйста, запустил целую свору чертей, балаболка пучеглазая…

«Да, этот черт его прибери со всеми его потрохами, Грег, известный на всю Россию жулик. Да и за границей… все игорные мошенники Монте-Карло, к примеру, — его закодычные приятели и друзья. Уж я говорю это вам прямо, по совести. Это он нарочно вздумал меня спаивать, тогда как сам-то я, говоря образным языком, всеми уважаемый член благоустроенного общества, почетный гражданин города и купец второй гильдии, о чем прошу, черт возьми, не забывать, я сам и мысли не…

Что? Ну, да, да, как оно вышло той ночью. Только я, будучи усталым путником, вздумал уснуть с младенческой кротостью после того, как, чего уж греха таить, отдал известную, но умеренную, вполне умеренную, дань зеленому змию в обществе моих добрых инских товарищей, как… Да ведь и сами рассудите, нельзя же было, черт побери, не отметить такой глупый фокус-покус. Какой, спросите? А такой, что сам Херувимов Алексей Фомич, дай Бог ему здоровья на долгие лета, дал мне в провожатые от самой Волковой слободы верного человечка. Вот этого славного, черт его дери, малого Сома, чтобы тот, стало быть, довез меня, прямиком до самой вашей станции и уж потом, протрезвевшего, собственноручно усадил в экипаж, в полной своей уверенности, что ничего непотребного со мной при этаких соблазнительных капиталах не случилось. Одним словом, сорвал я не малый куш. За всю мою жизнь второй только раз и сподобился. Да, жаль… чертовски.

И вот тут откуда ни возьмись, как нарочно, в эту самую ночь, когда я, образно говоря, не мог уснуть, мучимый разными надеждами, — а голова, скажу вам, трещала у меня точно ее изнутри черти жгли калеными прутьями — выскочил этот самый Грег. Давний, надо сказать, знакомый и, вообще говоря, личность известная, благородных кровей, и человек, так сказать, порядочный, но такой отчаянный мошенник, что другого такого во всем свете еще поискать. „А, говорит, рыбный торговец, и ты здесь“. „Он самый“, говорю. А чего мне скрывать? Мое рыбное дело по всей Волге славно, и это я так, без всякого там бахвальства, а из одного почтения к истине.

„Здорово, здорово“, говорит. Я тоже, понятно. Ну, а дальше, то, се, слово за слово. Он же первый, первый, прошу отметить, и предложил, уж не знаю по какому случаю, распить вместе с ним беленькой, а как только та по исконному своему свойству развязала нам языки и мой нечаянный капиталец сделался предметом известным, то тотчас и намекнул, этакая бестия, что не худо бы было развеяться и прометать талию, другую в банчишко.

Кто же мог знать, что он, разрази его гром, этакая хитрая каналья, а что жулик и при том с большими связями, так про то я, признаться, и всегда знал, да только не имел привычки встревать не в свое дело. Но уж когда коснулось до меня лично, то тут извините, тут я не намерен молчать, тут не может быть никаких понятий, потому как игра была нечистая, и я готов со своей стороны присягнуть где угодно. Иначе как бы по вашему я, Мучников, про которого сам его превосходительство, нижеславский губернатор, господин фон Леппе, предупрежден и знает, что со мной нельзя в карты за один стол садиться, как бы я мог вот так шутя проиграть? Да это кем надобно быть чтобы со мной, с самим Мучниковым тягаться? А? Ну, скажите на милость, кто еще кроме заправского прохвоста мог бы меня так ловко обчистить, что от моих инских двадцати тыщ ровным счетом ничегошеньки не осталось? И ведь поди ж ты, ничего не попишешь. Коли проиграл — плати. И Грег, само собой, хотя и мошенник, но такой ловкий черт, что черт его побери. Такому молодцу, уж коли на то пошло, и проиграть не зазорно. Со столичным шиком обштопал, то есть, до самой последней нитки, хоть сейчас по миру ступай. Ей же ей, будет о чем внукам порассказать на старости лет.