Горюч камень Алатырь

– …я бы это понял в тот же день по поведению господ жандармов, – мрачно закончил Андрей. – Я вам очень благодарен, княгиня. Честно сказать, я весьма дёшево отделался. Взяли-то, выходит, одного меня! Никого больше отловить не удалось! Хотя врали мне на допросах, что у них вся моя пятёрка здесь же по камерам сидит и только очных ставок ждёт! Не было, стало быть, никогошеньки! А один-единственный Андрей Сметов – ещё не есть террористическая организация! Им-то хотелось всех разом накрыть да начальству к Рождеству подарочек преподнести. А вышло-то неудобно: всего один господинчик сидит в камере и не желает отвечать на вежливые вопросы!

– Вопросы действительно были вежливыми? – поинтересовалась Вера.

– Ну-у… когда как, – пожал плечами Сметов. – Жандармы – тоже люди, с нервами… иногда и терпение теряли. Впрочем, ничего, леденящего душу. Жив-здоров, как видите. Через пару дней спокойно отбуду к месту поселения. Чёр-р-рт, жаль! – от души выругался Андрей, ударив кулаком по колену и забыв даже извиниться за «чёрта», – Ведь чуть-чуть закончить не дали! Не могли, язви их душу, хоть месяцем позже меня взять: столько времени даром потеряно… Ведь уж этой весной в Польше начаться должно! Чем-то теперь закончится?..

Снова наступило молчание. Снаружи, за зарешеченным окном мелко сыпал снег. Чей-то дребезжащий тенорок воодушевлённо орал: «Ку-уды сгружаешь, каналья? Куды сбрасываешь? Осади конягу взад, здесь же арестанты ходют!»

– Хотите папирос, Андрей Петрович? – спросила Вера. – Я принесла. Правда, запамятовала, какие вы предпочитаете…

– Что, в самом деле есть? – резко поднял голову Андрей.

– Я – стреляный воробей, – грустно пошутила Вера, вынимая из сумочки коробку «Ароматных». – Ещё с Мишей научилась собирать гостинец в тюрьму. Курите при мне спокойно, я привыкла.

– Благодарю… – невнятно отозвался Андрей, прикуривая от свечи и жадно затягиваясь. Густой дым клубом поднялся к потолку, на миг скрыв от Веры лицо собеседника. Вера незаметно отогнала от себя сизое облако. Вполголоса спросила:

– Андрей Петрович, вы ведь любите Аннет?

– Да, – спокойно ответил он, опуская руку с папиросой на стол.

– К чему же была эта… ампутация без эфира?

– Эфира было не достать, – в тон Вере жёстко отозвался он. – А сроки поджимали. И ампутация делается только в случае крайней необходимости. Вы – сестра медика… думаю, знаете.

– Я знаю также, что на ампутацию всегда требуется согласие больного.

– Не требуется, если больной без сознания или не способен здраво мыслить, – Андрей резко поднялся, бросив папиросу. Отошёл к окну. Не оборачиваясь к Вере, глухо сказал:

– Вера Николаевна, я не такая всё же скотина, какой вам кажусь. Хотя вы, конечно, вправе… и я, чёрт возьми, заслужил. Мне даже оправдаться перед вами нечем. И ведь, казалось бы, ко всему привык, ничем уж, думал, меня не напугать! Но, когда там, в Смоленске… Когда в камеру ко мне пришли и сказали, что меня ждёт свидание с невестой!.. Я уверен был, что явилась наша Семчинова! Знал, что ей сообщат в первую голову и она всё как нельзя лучше организует… есть у этой особы и мозги, и здравость мышления, надобно отдать ей должное! Иду, соображаю по пути, как ей лучше растолковать насчёт поляков… и вдруг вижу Аннет! Аннет! Которая бросается мне на шею, заливается слезами… чёр-р-рт! Вера Николаевна, я… Я так не ждал… и готов совершенно не был… Сам чудом в обморок, как институтка, не хлопнулся! – он ударил кулаком по стене рядом с окном, умолк, ссутулился.

«Бедный мальчик, – подумала Вера, чувствуя, как болезненно сжалось сердце. – И ведь как-то держится ещё…»

– И сделал я, каюсь, самую глупую, самую безответственную вещь в своей жизни! При том, что никакого права на это не имел! Ни тогда, ни прежде, ни… ни вовсе никогда на свете! И за это мне прощенья нет и не будет.

– Вы сказали Аннет, что любите её, – грустно улыбнулась Вера. – Вы, право, очень смелый человек.

– Не смелый, а дурак набитый! – сквозь зубы отозвался Андрей. – Теперь сами видите, как приходится расхлёбывать! Но вы, Вера Николаевна, женщина взрослая и умная. Вы понимаете, что я сделаю всё, на любую цену соглашусь – лишь бы только Анне Станиславовне не вздумалось ехать за мною в Тобольск! Ей там не место! Несчастная любовь, жених-подлец – это всё поправимо, знаете ли… это вашей сестре пережить можно и должно, а вот Тобольскую губернию… Её, матушку, и не исправить, и не пережить, – он повернулся к Вере с кривой усмешкой. – Вера Николаевна… Я сделал преступную глупость, и теперь нужно как-то её поправлять. Вы ведь мне поможете?

– Нет.

– Право? – Андрей поднял на неё тяжёлый взгляд. – Отчего же вы так не жалеете собственную дочь?

– Полагаете, это вы её жалеете?

– Я спасаю её судьбу! – ощетинился он. – Аннет девятнадцать лет! Девятнадцать, сударыня! Какая ссылка, какой Тобольск?! Её ждёт совсем другое!