Горизонт в огне

Жубер опросил всех присутствующих. Каждый отчитался о своем секторе. Новые лопасти прибудут через месяц, ступенчатое расположение вступит в строй через шесть недель, турбины требуют дополнительной наладки, добавим еще три недели, вопросы с топливными смесями и аэродинамикой можно решить позже…

Да, десять недель, ничего невозможного.

Придется крепко поработать, но вскоре мы проведем испытания нового сплава, мы в двух шагах от решения. Вполне реально провести публичное испытание уменьшенной модели реактивного двигателя в указанный срок.

Вот так, подумал Жубер. Затянуть гайки, но не приводить в уныние персонал.

Андре Делькур по-прежнему оставался «недосягаемым» – таково было заключение Дюпре, который осторожно, как партизан, регулярно заходил к нему в квартиру, читал его переписку, приподнимал книги, внимательно изучал простыни, состояние хлыста из буйволовой кожи, и уходил, прихватив несколько листов бумаги, которой Андре особенно дорожил, завернутый в мусорный пакет старый халат (новый висел на вешалке возле входной двери – зеленый, стеганый, совершенно в его стиле, вольтеровский), перьевую ручку, пыль на которой указывала, что хозяин ею больше не пользуется, пузырек чернил, замененный новым, найденный скомканным в корзине черновик письма, разные мелочи, которые Дюпре брал носовым платком и засовывал в карман, а затем убирал в небольшой сундук, стоящий у него под кроватью.

– Это вопрос времени, – говорила Мадлен.

Похоже, она хотела успокоить его. Как будто речь идет о его собственном деле, а не ее.

В надежде найти информацию, деталь, которая могла бы оказаться им полезной, оба внимательно читали колонку Андре. Напрасно старались, на протяжении уже нескольких недель Андре писал только в угоду обществу. Для Мадлен это стало поводом полистать газеты, новости интересовали ее больше, чем раньше.

– «Господин Довгалевский, посол Советов, ведет переговоры с правительством Франции по вопросу общей политической ситуации. Постепенное сближение с СССР кажется не таким маловероятным». Только этого не хватало!

– Может быть, вы предпочитаете сближение с Германией?! – ответил Дюпре.

– Конечно нет! Но объединяться с предателями тысяча девятьсот семнадцатого года[34] – вот спасибо!

– Враг – это фашизм, Мадлен, а не коммунизм.

– А я, господин Дюпре, не хочу их тут видеть! Варвары, вот кто они такие! – Мадлен скрестила руки на груди. – Вы хотите, чтобы пролетарии пришли и затеяли у нас революцию?

– А что они у вас отберут?

– Что, простите?

– Я говорю: если пролетарии придут к вам домой, что они смогут украсть? Ваши деньги? У вас их больше нет. Вы боитесь за свои кастрюли? За свой коврик?

– Но… но… господин Дюпре, я не хочу, чтобы моя страна стала страной большевиков, чтобы у нас забрали наших детей!

– Сейчас вы говорите о фашизме и нацизме, это другое дело.

Мадлен была возмущена:

– Но эти люди хотят посеять беспорядок! Придут, и все – ни морали, ни Бога!

– А вы что, полагаете, Бог вам сильно помог?

Дюпре снова взялся за чтение. Мадлен не ответила.

Подобные беседы случались у них нередко, и идеи Дюпре, очень новые для Мадлен, часто погружали ее в глубокие раздумья. Она явно пыталась размышлять обо всем этом.

– Господин Дюпре, можно попросить вас о небольшой услуге…

Было поздно, он вез ее домой на такси. Автомобиль остановился на другом конце улицы Лафонтена, как всегда подальше от соседских глаз.

– С удовольствием.

– Прийти поговорить с Полем пару минут.

Возникла пауза.

– Поговорить о чем?

Мадлен чуть не засмеялась. Торопливый тон Дюпре выдавал его беспокойство. Мадлен не могла отказать себе в удовольствии потянуть:

– По вопросу… личному, я думаю. Но если вам неловко…

– Нет, Мадлен. Вовсе нет…

Его ответ прозвучал мрачно. Как когда Дюпре разговаривал с Робером Ферраном – сразу становилось ясно, что он хочет надрать ему задницу.

– Спокойной ночи, господин Дюпре.

Она открыла дверь, улыбнулась.

– Спокойной ночи, Мадлен.

Дюпре надел костюм. Он пришел туда впервые.

Тут же прибежала Влади, жеманясь, девушка на выданье.

– Miło mi pana poznać![35]

– Да, мне тоже, – ответил Дюпре.

Они повернулись к входу в гостиную, откуда показался Поль.

– Поль, – сказала Мадлен, – это господин Дюпре.

Мальчик протянул руку, но издалека, потому что коляска не проходила. Дюпре направился к нему:

– Здравствуй, Поль.

Все ощущали неловкость, Мадлен взяла ситуацию в свои руки:

– Господин Дюпре, чашечку кофе?

Он не хотел. С тех пор как Мадлен застала его врасплох со своей просьбой, он стал беспокойным, тревожным. Он, который обычно так хорошо спал, стал просыпаться среди ночи – на ум ему шли новые для него вопросы, которые его вроде бы не должны были касаться. Теперь, когда он пришел, он спешил покончить с этим. Он не сбежит. У него имелся тщательно продуманный план. Он ни в чем не винил Мадлен, мать-одиночка находит помощь, где может, но, по его мнению, она действовала неправильно, не была откровенна, поэтому он злился.

Дюпре показал на Поля:

– Я пришел поговорить с этим юношей, полагаю.