Горизонтальная война – снимая маски (СИ)

— Посмотри, — Глеб с силой дёргает голову, заставляя повернуться. — Ты всё равно это скажешь. Я очень терпеливый, девочка моя, — его улыбка похожа на оскал сумасшедшего. Даже зрачки сузились до точек, оставив лишь ненавистный синий океан, в глубине которого плещется безумие и жажда. А ещё ненависть. И всё это он прячет за красивой улыбкой и ласковыми речами, чтобы в один момент ужалить ядом, как ядовитая оса.

Я знаю эту жажду. Он хочет меня сломать.

— Я никогда этого не скажу, — шепчу из последних сил, слизывая с губы кровь. — Лучше умру.

— О, нет, милая. У меня на тебя другие планы. Ну же, — Глеб припадает ко мне, как к источнику в пустыне, жадно впиваясь в рот. От него несёт алкоголем. — Одно слово и всё закончится, — оторвавшись, он смотрит мне в глаза, ища один ему известный ответ.

— Я ненавижу тебя, — поднявшись на локтях, сплёвываю слюну и хрипло смеюсь. — Ты не заставишь меня сказать обратное.

— Упрямая сука! — кричит он, придавливая к матрасу. — Ну ничего, — и тут же смеётся приглушённо, — я всё равно получу то, что хочу. Скоро не только твоё тело, но и душа будут принадлежать мне. Ты сама виновата, — некогда красивые губы уродует садистская усмешка. — Сама. Я же просил тебя быть послушной, посмотри, что ты наделала, — он разводит руками, намекая на наручники и цепь на ногах.

— Никогда.

Молча встав, он достаёт из кармана телефон и подносит к моим воспалённым глазам. Я отворачиваюсь, но он давит на скулы, поворачивая голову.

— Смотри.

Не хочу, но глаза сами выхватывают знакомые черты из общей массы пятен. Моя Лиза... а рядом Домогаров.

— Не смей, — кричу, захлёбываясь страхом. — Не смей её трогать, падаль! Убью, убью же, мразь. — Волна ненависти поднимает меня над подушкой, но я вновь падаю на скользкое бельё, и кусаю губы от боли.

— Какие отвратительные слова появляются из твоего рта, — кривится Глеб. — Ты сама доводишь меня до неизбежного, чего теперь орёшь? — удивляется он и пролистывает картинки на экране одну за другой. \

Лиза... Лиза... везде Лиза с матерью или Домогаровыми. Они держат её своими грязными руками, касаются нежных щёк прогнившими губами. Она им доверяет.

— Она же ребёнок! — срываюсь на кашель. — Твой ребёнок! Неужели, в тебе ничего человеческого не осталось?!

— Тебе должно быть стыдно, моя девочка. Ты втянула такую кроху в наши дела из-за собственного эгоизма. За всё надо платить, Мелания... — Глеб будто не слышит и продолжает говорить, любовно поглаживая смартфон.