Не припомню, как звали эту женщину. Знаю, что она была учительницей. Сколько эта учительница отстранила таких же, как я, мальчишек от книг, самых прекрасных и удивительных творений разума человека? Понимала ли она, что выдавать книги школьникам — не такое уж простое дело? Я еще и теперь, заходя в библиотеку, невольно отыскиваю глазами эту строгую сухопарую тетю, пытавшуюся отлучить меня от книги. К счастью, я больше не встречал подобных ей…
Однажды я решил побродить, подробнее ознакомиться с Осинов-городком. Хотя городок и небольшой, но в нем было много домов служебного назначения. У каждого такого дома я останавливался и читал вывески. Одни были написаны шрифтом помельче — «Сберегательная касса», другие — солидно, крупными буквами во всю доску: «Банк», «Почта»… Была вывеска с нарисованным чайником. И тоже надпись, как окрик извозчика, — «Чайная», а ниже приписано мелконько, как бы полушепотом — «инвалидов». Вскоре увидел скромную вывеску, написанную на белой крашеной доске веселыми голубыми буквами: «Библиотека». Я чуть не вскрикнул от радости… Да библиотека ли еще? Как раз в это время из дверей вышла женщина с книгами.
— Кому книги-то дают? — поинтересовался я.
— Тому, кто умеет читать, — ответила она не без улыбки.
Я потоптался на крыльце, с трепетом в душе открыл тяжелую, на пружине, дверь и сразу попал в просторный читальный зал, такой же, как в Шолге, только чуть-чуть побольше. Постоял немного, заглянул в соседнюю комнату и изумился: передо мной стояла улыбающаяся Анюта Кочергина.
— А ты чего тут делаешь? — сразу узнав меня, спросила она. — Учишься? А почему не заходишь? Смотри, сколько у меня книг, любую выбирай. Отряд-то пионерский есть в школе?
— Как же не быть отряду. Библиотека вот у нас…
— А наша чем хуже? — поняв все, сказала она. — В любое время заходи. Мы ведь с тобой старые друзья.
Я долго перебирал книги на полках. Уже стемнело. Обрадованный и счастливый, с книгами под мышкой, я вышел из библиотеки. Так снова я приобщился к книге. Этот осенний день для меня остался таким же памятным, как и поступление в школу. Этому дню, принесшему новую встречу с Анютой Кочергиной, я обязан многим. Он для меня и теперь как праздник!
Пионервожатая Лиза Синичкина, или, как мы запросто звали ее, Синичка, была большой затейницей. У пионеров много было забот. Мы и металлолом собирали для постройки пионерского трактора, и бумагу для бумажных фабрик, и печную золу для полей коммуны. А «Синяя блуза»? Все лежало на плечах нашей Синички. Эта невысокая кареглазая девушка как-то повсюду успевала и каждому умела найти дело по душе. Я жил не в самом городке, а в деревне у пожарской тетеньки и задерживаться часто на сборах дотемна не мог. Однако Лиза и для меня нашла дело — поручила мне собирать загадки, поговорки, частушки.
Я завел отдельную тетрадку и начал в нее записывать услышанное. Сначала несколько вечеров выспрашивал тетеньку, потом она назвала старушек, которые мне тоже немало рассказали интересного. Тетрадка быстро пополнялась записями. Я показал их Лизе Синичке. Она прочитала, и некоторые загадки и пословицы отобрала для нашей пионерской газеты. Прошло немного времени, как в стенгазете появились мои находки, подписанные солидно: Фаддей-Грамотей. Ребятишки читали и недоуменно спрашивали, кто же это такой.
Однажды тетенька сказала, что нынче в деревне собирается пляска, на которой можно услышать много песен.
Пляски в наших краях были обычным явлением. Они устраивались в больших деревнях. У какой-нибудь старухи-бобылки откупали избу на ночь и плясали до утра. А старуха только присматривала за порядком. Избу обычно откупали девушки, платили старухе деньгами, а у кого не находилось денег — пирогами. Это был как бы своеобразный клуб, куда собиралась повеселиться молодежь со всей округи.
Собирались не только девушки и парни. На пляски приходили и бабы. Они усаживались куда-нибудь на припечек или толпились за заборкой на «середи» и оттуда с любопытством наблюдали за весельем. Приходили сюда и пожилые мужики. Те больше сидели под полатями у порога, играли в карты. Мы же, мальчишки, забирались на полати — оттуда, так сказать, со второго этажа, все видать. Вот и теперь я залез на полати, снял полушубок и, положив его под голову, улегся. Лежу и разглядываю нарядное разноцветье.
Из большой избы все вынесено, кроме лавок, которые стоят возле стен. Под потолком висит лампа с большим жестяным кругом. Девушки уже собрались и прихорашиваются перед обломком зеркала. Все оживлены и радостны. Прибравшись, они рассаживаются по лавкам. Для гармониста оставили место в переднем углу под божницей. Иконы все убраны — бог не любит плясок. Пора бы и начинать, но где гармошка?
Наконец за окном, на морозном снегу, заскрипели чьи-то шаги. Девушки, переглянувшись, запели: