Горизонты

Я только теперь понял, какое не простое, а сложное дело эта коллективизация. И я решил посоветоваться с Гришей, показал ему письмо. Он прочитал и сказал, что получил из дому такое же. Мы начали обсуждать, как же дальше пойдет жизнь в коммуне? Конечно, теперь легче будет обрабатывать землю, убирать урожай, делать другие деревенские дела. Да если еще дадут машины… Но во всех ли деревнях, скажем, откроют столовые? А если нет, то как будут кормить коммунаров? Где брать для детей молоко? А как будет обстоять дело с хлебом? Станут ли женщины сами выпекать его, или хлеб будут откуда-то привозить? Таких вопросов у нас было много. Мы обратились с ними к Бирачеву. Он ответил нам, что это, мол, дело будущего. Будут столовые и свои магазины. И вообще эти вопросы решаются в крае Колхозцентром.

Мы с Гришей долго думали об этом. Без коровы не обойтись мужику. Пока нужна ему корова…

И опять мы к Бирачеву.

— Это, ребятки, сложный вопрос, как тут лучше поступить с частной собственностью, — сказал он, поглаживая подбородок. — В краевых директивах указано, что надо ее гнуть под корень… Сами видите, идет революционная переделка деревни. В этом процессе рождаются новые идеи, открываются новые пути к преодолению трудностей. А пока надо добиваться сплошной коллективизации. Такова задача нынешнего февраля!

Все в Осинов-городке считали февраль тридцатого года самым решающим месяцем.

Районные руководители выбросили боевой лозунг: «К первому марта закончить сплошную коллективизацию, к пятнадцатому — обобществить имущество, скот, инвентарь, семена!»

Шутка ли, за какой-нибудь месяц-два надо собрать все мужицкое добро воедино. «Устоим ли на таком крутом повороте? — спрашивали себя, мужики. — Надо устоять. Надо!»

Круто решалась мужицкая судьба.

В самой гуще жизни района был и землемер Тулупов. Зина не раз жаловалась, что она неделями теперь не видит его. Да только ли один. Тулупов агитирует на длинных собраниях за коммуны? Наш учитель Бирачев тоже там. На уроки он приезжал прямо с собраний, даже и домой не заходил. Но зато он всегда привозил с собой интересные новости и половину урока посвящал деревне, ее «крутому повороту». Все это было очень интересно. Разве сравнишь с какими-то давно происходившими событиями? Оттого, может, и толстый учебник по средним векам мы забросили: до него ли теперь, когда, по словам учителя, «сами должны творить революцию».

Как-то Бирачев приехал из деревни, как сам Добряков, на паре лошадей. Он спешил, чтоб не опоздать на уроки. Кончится урок, и наш Бирачев должен уехать обратно на собрание. Мы удивлялись этому и гордились им: таким и должен быть учитель. Сбросив с плеч бараний тулуп, он снял пальто. Оставшись в своем обычном сером костюме и черной косоворотке, тяжело опустился на стул. Лицо усталое, бледное, по подбородку пошла густая ярко-рыжая борода… Он провел ладонью по щеке и, будто извиняясь, сказал, негромко:

— Некогда, братцы, и побриться… Ждут…

— Опять на собрание?

— А как же иначе? Все должны участвовать. Подводим под деревню новый базис. А базис что такое на политическом языке? — и, взглянув на диаграмму, висевшую на стене, с упреком покачал головой: — Не читаете, видать, «Знамя колхоза».

Потом, достав из затасканного портфеля несколько номеров районной газеты, пожурил:

— Какие же из вас получатся коммунары, если не дружите с газетой? В газете все есть — и проценты, и факты. Весь пульс жизни района виден.

Тем временем комсорг Серега Бахтияр шумно вылез из-за парты и неуклюжей походкой направился к своим часам, чтоб перевести стрелку на новый процент коллективизации. Эти своеобразные часы его же, Серегино, изобретение. Из картона он вырезал большой круг, разделил его по окружности на сто равных долей и, в соответствии с ходом коллективизации, переводил стрелку.

Бирачев протянул Сереге газету, тот уткнулся глазами в цифры.

— Двинулись, парняги! — обрадованно воскликнул он и взялся за стрелку часов.

Процент, действительно, был не маленький. К дню первого районного съезда колхозов, о чем прочитал в газете Серега Бахтияр, в них уже вошло пять тысяч крестьянских хозяйств, или 68 процентов.

Кто-то в классе обронил:

— Далеко еще до сотни-то.

— Дотянем, — уверенно заявил Серега и сразу перевел стрелку на цифру 70.

Заметив это, Бирачев покачал головой и поправил ее.

— Это у нас называется очковтирательством. Запишите в свой политический словарик это слово.

— Наверно, уже и этот процент перешагнули, — оправдывался Серега.

— Все возможно… Хорошо бы кое-куда подскочить и нам с «легкой кавалерией». Подумайте-ка, товарищи комсомольцы. В деревнях по наущению кулаков бессмысленно уничтожают мелкий скот, чтоб не сдавать его в коммуну. Легко сличить по спискам…

На перемене создали из комсомольцев две бригады «легкой кавалерии». Меня не взяли: мал еще. Серега Бахтияр сказал, что это задание ответственное, социальное.

— Пусть пионеры собирают золу для коммунарских полей. Это тоже важное дело.