Какое-то странное чувство охватывало меня. Лето еще не прошло, а я уже рвался в город, в свой техникум, к друзьям. В то же время мне не хотелось уезжать из колхоза. Здесь были интересные, самобытные люди. Многих из них я, конечно, и раньше знал, но сейчас, вместе работая на лугу, в поле, увидел их совсем другими. Меня поражало их трудолюбие, умение. «Не силой бери, а сметкой, — сказал мне однажды седенький старичок, увязывая воз с сеном. — Одной ухватки мало. Сметка тут нужна». Старик ловко зацепил веревкой конец прижима, потянул веревку, подцепил ею «баранку» — деревянный крюк, и рыхлая большая копна сена стала «садиться»: сено спрессовывалось, и воз становился меньше. Теперь куда угодно можно везти его. «Кажется, простое дело, а не каждый управится с таким возом», — подумал я и по-новому оценил крестьянский труд. Быть крестьянином — надо многое знать, многое уметь. Таким, мне думается, был отчим.
Купавинцы наши в колхоз все еще не вступали. Якову Бессолову дали «твердое задание», и он до поры до времени молчал, братья Рассохины решили «крутую волну» тоже переждать, авось на прежних полосках провертятся, а там видно будет… Только жизнь не останавливалась, а шла вперед, выбирая себе новую дорогу. Поля у купавинцев в ширях обрезали, а сенокосом наделили более дальним — лесным. И они теперь стали уходить из деревни на целый день, а то и оставались на новых наделах на ночлег, чего раньше не бывало.
Колхозное ядро зародилось и крепло в Стародворье. Мужики здесь в большинстве своем были бывалые, много видевшие. Может, потому и тянулся к ним отчим. Нет-нет да и забежит к кому-нибудь посидеть. А когда пошли разговоры о колхозе, он первым в Купаве примкнул в стародворцам. Правда, и там не все сразу вошли в колхоз. Были и у них мужички, которые еще долго молились на свои полоски. Ихние полоски теперь лежали на Столбе, ближе к лесу.
Я радовался, что отчим вступил в колхоз. Теперь я все чаще и чаще пропадал в Стародворье. И друзья у меня там появились новые. И общие дела нашлись, и общие заботы.
Колхозу нарекли красивое, звучное имя «Краснопутиловец». Отчим улыбался: это, мол, наше питерское название. А может, он и подсказал его. Восемнадцать лет жил в Питере — ему ли не знать «Красного путиловца». Председатель, Дементий Григорьевич, был мужичок не слишком грамотный, но толковый. Человек он веселый. С лица его, казалось, не сходила улыбочка, он никого не обидит. Надо кого-нибудь пожурить, а Дементий — шуточку, от которой на душе теплее становится. Глазки его по-мужицки хитровато щурились, посмотришь на него — и не поймешь, серьезно он говорит с тобой или шутит. Как-то рассказывали, он дал наряд привезти на конюшню сена. Одна из баб и говорит: «Да не слушайте вы его, в шутку ведь это он, видишь, от глаз-то одни щелочки торчат». И бабы поверили, что он и впрямь шутит. И не поехали. Пришлось наряд выполнять председателю со счетоводом: запрягли лошадей и сами отправились за сеном.
Однажды на районном собрании кто-то сказал, что в каждом колхозе должна быть стенгазета. Вернувшись домой, председатель разыскал меня.
— Вот что, товарищ техникум, — сказал он, — печатай опять газету.
Он рассказал мне о передовых колхозниках, выполняющих и перевыполняющих нормы, об отстающих, о разных колхозных неурядицах, и я, как это было и раньше, записал все на бумагу, развернул лист ватмана, оставшийся от уроков черчения, и принялся за работу. Своим домашним малышам наказал, чтобы они бегали на улице и не мешали мне, большое, мол, дело делаю, трудоднями пахнет. Председатель обещал за стенгазету рассчитаться трудоднями. И снова я сидел за газетой. Все факты, собранные председателем, по-своему перевел на образный язык. Один фактик пошел в фельетон, другой — в частушку. Передовых колхозников так расписал, что те сами удивились, какими они хорошими стали. К каждой заметке и свой рисунок нарисовал. Да не просто, а все в красках изобразил.
Стенгазету поместили под стекло и вывесили на пожарный сарай, что стоял в самом центре деревни. Тут и колокол для сигнала, и ворота, каждый проезжий остановится, газеткой полюбуется, и дом самого председателя тут, никто газетку портить не посмеет. Стали и заметки поступать. За первым номером последовал второй, потом третий… Три номера за два месяца — это совсем не плохо. И кто-то ведь в райцентре вновь заметил наши старания, похвалили председателя. А районная газета напечатала о нашей стенгазете похвальную статью.