- Никто вас убивать не думает, ваше дело выполнять, что вам скажут и молчать.
Всего обезоруженных было около сотни человек. Не было ни одного выстрела, ни одного резкого крика пока разъезд не наехал на группу повстанцев. Они повернули к штабу и подняли там переполох. Штабные вместе с часовыми по ограде через забор и к ревкому, падали в розвальни дежурных подвод и неслись вниз села. Услышав шум и увидев, хотя и было ещё темновато, убегающих, председатель Новосёлов заседлал старого Сивку и тоже потрусил им вслед. Дежурные со сборни все разошлись, в селе снова безвластие.
Рано утром Колесников решил взглянуть на полонённую рать и поехал всем штабом к Абатурову. А там, хотя дом был и большим, их набито, как сельдей в бочке.
Фрол Макарович, может быть у тебя есть какие - то дела, вон сколько работников - дармоедов к тебе привели.
- Ларион Васильевич, да сейчас и самому - то толком делать нечего. Вот если бы ты во время сенокоса такую рать в деревеньку пригнал, мы бы чуть - чуть отдохнули. А лучше бы без войны, и когда только всё это закончиться?
- Один бог знает Фрол Макарович. Ну, как рассветает, пусть эти ребятёшки идут на все четыре стороны. Зашел в дом и Лазарь, он принёс чёрный валенок, в ночной кутерьме кто - то одел один свой белый и один хозяйский - черный, надо обменять.
Вслед убегающим Колесников направил конный разъезд с наказом, не догонять и обстрелять для острастки, но ни в кого не попадать.
У Колесниковых дома снова, как на сборню, идут посетители. И зачем идут, - ворчит Филипповна, чем он им поможет, ведь он сегодня здесь, а завтра, один бог знает, что с ним будет. Пришёл Сафон Черданцев и доложил, что отобрано сто две винтовки и десять цинок с патронами, да патронов россыпью больше двух тысяч и три нагана. Винтовки и патроны собраны у Дударева. Их сейчас раздают тем, у кого были охотничьи ружья.
К посту, что стоял внизу у паскотины, подъехал на кобыленке старик. Одет он был в старый полушубок и подшитые валенки. На санях привязан черёмуховый короб, в котором лежали две торбочки с кусками хлеба, видно просил милостыню. Возле постовых остановился сам и охотно стал отвечать на расспросы, что едет он из Белого Ануя, фамилия его Постников Ерофей, что в Тележихе у него живёт сват Василий Зосимыч Жигулев.
- А ты дед, случаем не шпиён?
- Да что вы, благодетели, мне уже пора о душе думать, а не в ваши игрушки играть.
- Где сват - то живёт, помнишь? Ну и поезжай, с богом.
Дедок направил кобылу прямо к дому Колесникова. Зашёл, перекрестился на образа, и начал не спеша снимать шубенку. Попросил распороть воротник и сказал, что там у него атаману письмо от Пьянкова.
Вскоре приехали Ваньков с Буньковым. Они попросились у Колесникова, раз уж скоро уходить из волости, то неплохо бы солонешенцам съездить на прощание домой. Свой план объяснили вкратце. Идти двумя дорогами Язевской да Ануйской и при входе в село начать стрельбу. Наверняка там начнется паника и обезоруженных солдат должно, как ветром выдуть из деревни. Завтра к девяти утра вернёмся.
На работу в волревком мы, обычно собирались в половине девятого. Позавтракав, я не мешкая, отправился на службу. Перед зданием ревкома, с парадной стороны, у коновязи запряженные и много верховых коней. Зал и отделы полны красноармейцев, большинство их на полу вповалку спали. Значит, опять работать не будем. Среди красноармейцев один был одет в старенький полушубок и подшитые пимы. Над ним посмеивались, просили рассказать, с кем поменял обмундирование, что взял в придачу.
- Я спал, вдруг меня как собаку за шиворот поднимает, какая - то волосатая рожа и ставит на ноги. Всех заставили одеваться, а я надёрнул, первое попавшееся, да и в сенях в этой кутерьме присел среди кулей. Эти, зверюги, меня и потеряли. Они наших увели, а я выскочил из дома и прямо в штаб. Если бы не я всех бы переловили. Ну а остальных сперва погнали в гору, там, говорят у них могилки и сейчас, наверное, уже расстреливают.
В кабинете председателя шёл разговор на высоких нотах. Командир роты упрекал, что в Тележихе всё население бандитское, а их об этом не предупредили. И ночью почти всех обезоружили и взяли в плен и пленных, как говорят, уже расстреляли.
Секретарь волпарткома Фёдор Маркелович Лобанов усмехнулся, - слушая вас, товарищ, Калнин, просто диву даешься, будто бы сейчас говорит не командир воинской части, а торговка семечками. Из Тележихи нами уже направлены тридцать два коммуниста в отряды чон. Трое из них погибли в боях, да двадцать коммунистов находятся там, в резерве. Бандиты их не трогают, потому, что боятся за свои семьи. Мы и остальных в нужное время отправим на ликвидацию банды. Если вы чувствовали свою слабость, то сразу бы попросили у нас помощи, вам бы ни кто не отказал. А вы сюда ехали, как к тёще на блины. Калнин молчал, он знал, что главное наказание ему ещё впереди. А в это время, по Язёвской дороге через Ануй гурьбой шли обезоруженные красноармейцы, целые и невредимые только изрядно перепуганные. Веселья среди них не наблюдалось.