Горькая полынь. История одной картины

Непременно приглашенные на премьеру Джованни Синьорини с женой Франческой Каччини были заинтригованы той таинственностью, которой была обставлена подготовка этой небольшой оперы, поскольку даже они, музыканты, да еще и столь близкие ко двору Медичи, не слышали об этом ничего вплоть до последних чисел июня. Узнать удалось лишь о составе — во всех ролях спектакля будут заняты юные хористы, воспитанники Приюта Невинных. И еще: несмотря на некоторую камерность будущего представления, зрителями его станут весьма выдающиеся персоны города. Более же всего Франческу поразило, что авторство оперы не указывалось по желанию самого композитора — ареттинского знакомого кантора Шеффре, который, выступая от его имени, перед самым началом попросил прощения у зрителей за эту анонимность и за скромность декораций. По большому счету, это был подарок к детскому торжеству от детей Приюта, а герцоги Медичи обожали подобные постановки, видя в них своего рода «аванс» для общества той Тосканы, какой ей надлежит сделаться лет через десять-пятнадцать руками, умами и голосами нынешних отроков. Однако Франческа, также немало работавшая с юными певцами, прекрасно знала, как сложно создавать спектакли именно для детей — это нужно было и самому обладать изрядной долей ребячества, помня себя в возрасте учеников.

С декорациями выкрутились просто и изящно: кулисы были просто задрапированы разноцветными тканями, которые легко менялись в зависимости от сцены пьесы. Это привело герцогиню Марию Магдалену в полный восторг и вызвало снисходительную, но в то же время одобряющую улыбку герцогини-матери.

Воспитанник синьоры Мариано, Дженнаро, по свидетельству костюмера, увидев хитон, который ему предстояло надеть в роли Медузы, наотрез отказался даже от примерки. Тонкая белая ткань скреплялась на одном плече, оставляя полностью обнаженным второе и полгруди в придачу. Другие мальчишки, похожие в этих одеждах на амурчиков, хихикали друг над другом и устраивали невообразимый гвалт, но после нескольких репетиций привыкли к своим хламидам настолько, что перестали их замечать. Когда кантору Шеффре рассказали о капризах ученика, тот слегка удивился, но велел оставить Дженнаро в покое с этим хитоном и выдумать что-нибудь взамен, после чего Горгону обрядили в кроваво-красную тогу с золотым позументом, скрывшую фигуру мальчика от горла до самых пят. При первом же его выходе на сцену зрители затаили дыхание, поскольку пред их взором предстал не ряженый исполнитель оперной арии, но истинная мифическая дщерь морского старца с буйными черными кудрями, разметавшимися по плечам, и мятежным взором кристально-синих очей.

— Этот ангел, — послышался женский шепот за спиной Франчески, — более похож на девицу, чем любая девица!

В ответ ей донесся тихий голос маркиза Раймондо Антинори:

— Свидетельствую: мужеству и доблести этого ангела, синьора Скиапарелли, мог бы позавидовать иной взрослый мужчина.

— Охотно верю вам, маркиз, он прекрасен!

Сюжет повествовал о сговоре олимпийских богов, которые стали чрезвычайно ревнивы после недавнего бунта Прометея и заподозрили одного из горгон в попытке раздобыть на дне морском цветок бессмертия, чтобы одарить им весь адамов род, что сделало бы людей равными божествам. Горгоны были созданиями человеческих помыслов и существовали ровно столько, сколько думали о них творцы, но если люди умирали и забывали о детищах своего духа и разума, вслед за ними гибли и сами горгоны. Тот, кого боги назвали Медузой, не хотел умирать и, нырнув на дно самого глубокого из морей, нашел цветок вечной жизни — он был алого цвета, и множество трубчатых лепестков его извивалось в воде тонкими змейками. Афина и Гермес снабдили юного Персея добрыми советами, мечом, заточенным настолько, что им можно было разрубить пополам даже каменного исполина, и щитом, который искажал события с точностью до наоборот: так молодого красивого горгона он отображал как яростную женщину с ледяными глазами убийцы, а цветок бессмертия поместил вместо шлема ему на голову, лепестки же превратил в змей.

И все же самым главным для Франчески была музыка этой оперы. Вслушиваясь, она все сильнее погружалась в раздумья, и когда смотрела на лицо сидящего рядом супруга, видела подтверждение своей озадаченности.