Горькая полынь моей памяти (СИ)

  – Ты деньги мои не считай, – отрезала эби. – Я сама знаю, чем пользуюсь, а чем - нет. Карточку я оставила в банкомате, придумал шайтан машину. Старая я уже для таких штук, всё забываю! Вчера носок стала вязать, забыла, где положила. Неделю блюдце своё найти не могла, а оно на тумбочке стояло, под носом, а сколько раз очки теряла!

  – Мама! – рявкнул Арслан. – У тебя деньги украли!

  – Мои деньги, не твои. Пошла я, некогда, сериал начинается, – прошамкала эби и вышла, возмущённо шаркая ногами.

  – Что случилось? – спросил Дамир, в душе понимая, что случилось.

  – Эля сбежала, – пропищала Карима. – Украла у бабушки карточку, на которую та пенсию получает, и сбежала…

  – Арслан, напиши ты заявление, – взвилась Зарима.

  – Нет, – отрезал участковый. – Заявление должна писать пострадавшая. Мама ваша совершеннолетняя, дееспособная, вменяемая, писать за неё заявление вы не имеете права. Поговорите, убедите, напишет своей рукой, привезите – будем действовать.

  – Не может быть… – пробормотал Дамир себе под нос, а сам знал. Уже знал – может.

  – Файзулину Элеонору Григорьевну видели сегодня в электричке на шесть утра, – официальным тоном сказал Иван. – Сбёгла она, – он с жалостью посмотрел на Дамира. – Прихватила деньги твоей бабушки и сбёгла. Деньги сняла ещё на станции, сколько там было…

  – Сто двадцать восемь тысяч, – прошептала мама, утирая слёзы платком.

  – Сто двадцать восемь тысяч, – эхом повторил участковый. – Пин-код она знала, бабушка её в магазин отправляла за гостинцами, так что снять деньги смогла. Пригрели шаболду, – в сердцах кинул Иван. – Посмотрите, может ещё что пропало, драгоценности, ценные вещи? Элеонора ваша без вещей была, но золотишко много места не займёт. Пропажу обнаружите, пишите заявление. С бабулей вы поговорите, у неё, может, деменция старческая начинается, вот и упрямится. Я пойду, покаместь. Хорошим, честным людям – и такая дрянь попалась. Шалава. Сам отец, Гришка Александров говорит – шалава, вся в мать.

  – Позор-то какой, какой позор, – шелестела мама сухими губами, уткнувшись в плечо мужа.

   Дамир быстро поднялся в комнату, проверил вещи – всё на месте, пуста лишь шкатулка с нехитрыми драгоценностями жены. Что у неё было? Цепочка с кулоном, два кольца, браслет, подаренный мужем на новый год. Из них действительно дорогостоящее – помолвочное кольцо с якутскими бриллиантами.

  Дамир ощущал себя воздушным шариком – его надували, надували, надували, тонкие нити нервных окончаний натягивались, грозили лопнуть. Голова кружилась от произошедшего, голода, джетлага, похмелья. От тихих слёз матери, в ужасе распахнутых глаз Каримы, притихших Алсу с Назаром, сидевшего маленьким столбиком в огромном кресле Динара.

  Сумасшествие, ливневые воды, смывшие всё живое в доме Файзулиных. Стихийное бедствие, ураган, казнь без права на помилование.

– Сядь, – спокойно произнёс Арслан, глядя на сына. Дамир, всё ещё оглушённый произошедшим, грохнулся на стул. – Жди, – отдал короткое распоряжение и вышел из кухни.

  Вернулся через пару минут. Протянул несколько листов, в которые Дамир всматривался, как в рукопись на китайском языке. Буквы понятные, слова, но…

  Сумасшествие, ливневые воды, смывшие всё живое в Дамире.

  – Что это? – он откинул листы, будто они прокажённые.

  – Результаты генетической экспертизы. Ребёнок не твой.

  – Дамир, мы не хотели говорить тебе, не хотели. Какая разница, ребёночек уже умер, пусть будет на её совести… – лепетала мама. – Но она эби ограбила, деньги эби украла!

  – Я не сдавал никакие анализы, – отъезжая на стуле, как от шевелящейся, шипящей, источающей смрад змеиной свадьбы, прошептал Дамир, не сводя взгляда с бумаг.

  – Мы сдали. На родство. И я, и твоя мама, – подчеркнул отец. Дамир вскинул взгляд на отца, понимая, что это значит на самом деле. – Этот ребёнок не внук нам, не сын тебе. Мы бы промолчали, видит Аллах, мы бы промолчали. Ребёнок не виноват, он похоронен под моей фамилией, мы сделали всё, что могли для невинного. Но сейчас я запрещаю тебе думать о своей жене, искать её, приводить в этот дом.

  Блядский воздушный шарик лопнул. Разлетелся на тысячи ошмётков. Взорвался, оставляя после себя звенящую пустоту. Вакуум.

  Дамир развернулся и пошёл. Куда-то. Просто шёл по улице. Моросил дождь, с Волги тянуло сыростью и холодом. Вслед бежала Карима, он откинул её руки, как и руки матери. Просто шёл. Куда-то.

  Дошёл пешком до станции, сел в электричку, не разбирая, в какую сторону она идёт. Рядом перешёптывались односельчане, он слышал каждое слово, каждый звук вонзался в тело, уже не доставляя боли: