Горькие лимоны

Для приезда Сабри момент был явно не самый подходящий, но тем не менее он приехал, в один черный — в буквальном смысле слова — день, прикрывшись от буйства стихий носовым платком в горошек. Он появился у Паноса в дверном проеме меж двух могучих громовых раскатов, этаким пришельцем из преисподней, и выдохнул:

— Дорогой мой.

Его костюм был яростно исполосован ливнем.

— Я хочу кое-что тебе показать — только я тебя прошу (едва ли не с болью в голосе), не вини меня, если что-то там будет не так. Я сам там еще не был. Но мало ли что…

Он принял заледеневшими пальцами стакан вина.

— Деревня называется Беллапаис, но сам дом далековато от дороги. Впрочем, ладно, — ты едешь? Я на такси. Хозяин там, конечно, прохвост. Я ничего не могу гарантировать.

Было видно, что ему очень не хочется, чтобы я судил о его профессиональных навыках по первому, возможно, ошибочному, впечатлению. Вдвоем мы промчались через гулкий залитый водой дворик и дальше, вниз по длинной лестнице, туда, где ждал нас в своем допотопном такси Джамаль. На дверцах не было ни единой ручки; последовала короткая фарсовая сцена с участием трех действующих лиц, в духе турецкого театра теней, и в результате мы все-таки проникли внутрь машины сквозь слабейшие участки в ее оборонительных укреплениях. (Джамалю пришлось протиснуться через багажник, а потом еще и скрючиться особым образом на заднем сиденье, чтобы помочь нам открыть дверь.) Затем мы тронулись — и пейзаж вокруг был едва различим: из-за дождя, а также по причине полного отсутствия дворников на ветровом стекле. Чтобы не врезаться во что-нибудь ненароком, Джамаль был вынужден вести машину, высунув голову из окна. Снаружи молнии с завидной регулярностью высвечивали фрагменты почерневших от дождя горных склонов.

Едва мы выехали из Кирении, дорога свернула вправо и потянулась меж туманно-зеленых плантаций олив и рожкового дерева туда, где у самого подножия горы притулилось, в дожде и дымке, селение Беллапаис.

— И все-таки, — глубокомысленно изрек Сабри, — с погодой нам повезло, потому что сейчас все сидят по домам. В кафе никого не будет. Мы не дадим почвы для сплетен, мой дорогой.

Я понял, что он имел в виду: в любом споре о ценах при торговле мнение деревенских всезнаек может всерьез повлиять на владельца собственности. Чем обстановка интимнее, тем лучше; если обсуждение условий сделки переместится в деревенскую кофейню, последствия предугадать невозможно.

Я был готов увидеть нечто прекрасное и уже знал, что руины монастыря в Беллапаис — один из красивейших памятников готической эпохи во всем Леванте, но я никак не ожидал увидеть такую поразительно законченную картину: маленькая деревушка охватывала притулившийся к прохладному боку горы монастырь со всех сторон, осторожно его баюкая. Перед последним подъемом дорога шла зигзагами, прорезая ландшафт с густой примесью апельсиновых и лимонных садов, наполненный шумом бегущей воды. Дорога была сплошь усыпана миндалевым и персиковым цветом: роскошь неправдоподобная, как декорация в японской пьесе. Последние сто с небольшим ярдов дорога шла по окраине деревни, мимо спускающихся по склону серых, построенных на старый манер домов со сводчатыми дверными проемами и резными дверями на старомодных петлях. Потом, под Деревом Безделья[28], резкий поворот на сто пятьдесят градусов — и дорога уперлась в центральную площадь. Гнулись под оплеухами ветра молодые кипарисы; обширные клумбы меж абрикосовых деревьев были полным-полны великолепных роз. Но шел дождь, и в Беллапаис царило запустение.

Владелец дома встречал нас в глубоком дверном проеме, накинув на голову мешок. Это был довольно мрачного вида человек, которого я уже несколько раз встречал в Кирении: он без дела слонялся по улицам. По профессии он был сапожник. Особой радости по поводу нашего прибытия он не выказал — может, виновато было ненастье — и, ни сказав ни единого лишнего слова, тут же повел нас вверх по вымощенной булыжником улице, то и дело спотыкаясь и оскальзываясь на неровных мокрых камнях. Канавы переполнились, вода шла верхом, и Сабри, прикрывшись все тем же носовым платком, неодобрительно оглядывался по сторонам, пробираясь между намытыми за несколько дней кучами грязи, в которых копошились куры.

— Н-да, мой дорогой, не нравится мне все это, — сказал он после того, как мы отошли от площади ярдов на сто, а до места так и не добрались. — Пусть тут у них покупают себе дома скалолазы.

Но наш вожатый по-прежнему двигался вперед, и мы, из чистого любопытства, старались от него не отставать. Улица резко пошла в гору и более всего напоминала теперь русло горной реки; по самой ее середине вода неслась сплошным стремительным потоком.

— О Господи, — простонал Сабри, — дорогой ты мой, да тут хоть форель лови.

С ним трудно было не согласиться. А мы все шли и шли вверх, стараясь ступать по проложенному вдоль канавы бордюру, там, где таковой сохранился.

— Не представляешь, до чего мне неловко, — сказал Сабри, — теперь наверняка подхватишь насморк, и все по моей вине.