Горькие травы Чернобыля (СИ)

Володя секунды две колебался, махнул рукой, крикнул "Будьмо!" и махом влил стакан в широко открытую пасть. Кажется, в Советском Союзе старлеи пили не хуже инженеров.

Тем временем Лельченко разворошил фольгу на сухих пайках:

- Робяты, налетай!

Хорошие были пайки, предназначенные членам правительственной комиссии, - тонко нарезанный сервелат, сыр, банка крабов, хлеб, тюбик с горчицей и, ни к селу, ни к городу, завернутая в целлофан трубочка эклера.

-Ну, за отмену сухого закона!- Лельченко вновь наполнил стаканы.

- Погоди ты, Григорьевич,- жуя сервелат, невнятно сказал Климчук,- я и за рулём, да и покурить бы. Схожу в машину за сигаретами и подымлю на улице.

- А-а,мэ,- честным голосом сказал я, - я знал, что ты покурить захочешь и догадался захватить твои сигареты!

Климчук подозрительно посмотрел на железную коробку, подумал и молча сунул её в карман.

- Покурю внизу, - решил он,- и, наверное, свяжусь по рации с нашим генералом и твоими журналистами.

Я было увязался за ним.

- Погоди, сынок, - сказал Лельченко,- чего там тебе на жаре торчать. Поешь, выпей это...соку, поговори со стариком.

Я остался, а Володя помчался вниз.

Лельченко включил конфорку электроплиты. Подержал над ней ладонь, покосился на меня:

- В города-спутники АЭС газ не тянут, зачем при дармовой электроэнергии - копейка-киловатт? Так вот, друже, плита-то не греется, а свет горит. И шо цэ воно такэ?

- Да не знаю я, честно, Николай Григорьевич! Город сказал мне хлопнуть в ладоши и, типа, будет свет...

-Кто-кто сказал?

- Ну, не знаю кто, город, наверное. Мне кажется, Припять может говорить. В голове.

Лельченко как-то напрягся, быстро опрокинул еще один стакан.

- Я тебя слушаю, Жень, внимательно слушаю...

Разговор был долгим. И долго не было Володи...

Мы очнулись лишь тогда, когда тяжелые шаги Климчука затопали по этажной площадке.

Володя застыл в дверях кухни. Мощно пахнуло табачным дымом.

- Говорил с генералом?- спросил я.- Как там отец? Где встречаемся? На Дитятках?

Климчук присел на стул. Потянулся к бутылке и натолкнулся на удивленный взгляд Лельченко.

- Мы никуда не поедем, Григорьевич,- мрачно объявил старлей, - по крайней мере, сейчас.

Широкая пасть Климчука втянула содержимое стакана, как пылесос.

- С генералом я говорил. Они едут в Чернобыль. Они едут, а мы - нет.

Климчук собрался с духом:

- В общем, на станции новая проблема. Реактор выплюнул в атмосферу большое облако "грязи". Говорят, хорошо так выплюнул. Возможно, выгорел весь графит и мешки с песком и бором провалились вниз. Активность воздуха резко поднялась. Паршиво то, что ветер, хоть и слабый, но крутит. Облако постепенно рассеивается, но труха эта ядерная захватывает все новые территории. На улице фон начинает расти. Ехать нельзя.

-И что теперь делать?- спросил я. Голос предательски сорвался и дал петуха.

- А ничего не делать. Ждать. Мы посоветовались и решили, что выезжать сейчас из Припяти в Чернобыль - просто нахвататься лишних рентгенов. А здесь, в "засаде" у Григорьевича довольно чисто. Вот и переждем. Пепел этот слегка осядет, активность воздуха упадет и тогда - по газам!

- А отец?- спросил я. - А Шебаршин?

- Да не могут они, балда, в Припять ехать. Туда да обратно: двойное время - двойные рентгены. Да и смысл-то какой? Переночуют в Чернобыле. Там почище.

Климчук барабанил пальцами по столу.

- Конечно, мы можем выехать из Припяти в противоположную сторону от станции и чесать в БССР или в РСФСР. Но где гарантия, что мы будем двигаться быстрее, чем это чертово облако? Да и бензина может не хватить. Лично я - против. И генерал одобряет мою идею остаться в городе, в условно чистой зоне.

Я переваривал сказанное. Лельченко безучастно молчал.

- Ещё имею приказ от твоего батьки, - насмешливо сказал Володя,- именем коммуниста из хаты тебя не выпускать, посадить на цепь и закрыть в самой чистой комнате. В туалете, например.

Я не нашелся, что ответить. Вот как-то впервые не нашелся.

Лельченко встрепенулся, подошел к раковине, открыл кран.

Чуда не произошло.

- Как в туалет ходить будем?- сердито проговорил Лельченко.

- А вот так и будем,- неопределенно объяснил Климчук...

Через час оба моих "воспитателя" вразвалку храпели на диване. Четвертая бутылка вина была едва начата. Термосы с водой и оставшиеся банки сока перекочевали из "Рафика" на кухню. Запах хлорки из туалета распространился по всей квартире. Фон на улице возрос до ста миллирентген, но квартира пока оставалась чистой.

Я лежал на тахте во второй комнате и, несмотря на все необычные и яркие события уходящего дня, засыпал. Я с наслаждением думал о том, как крымские ровесники будут завидовать мне, побывавшему там, где...

Свет погас. Как-то вдруг. Взял и погас. Тьма охватила меня со всех сторон, вывела из дрёмы, вызвала панику.

В гостиной два тела храпели то по очереди, то оба сразу.

Мне показалось, что кто-то деликатно скребется в квартирную дверь.

"Выходи к нам!- тихий, но звонкий мальчишеский голос прозвучал в голове.- Выходи, Жека, не бойся! С нами интересно!"

Я вжался в матрас тахты и с тоской подумал о рыбацком фонаре Лельченко.