Горькие туманы Атлантики

— Головной корвет отвернул вправо на сорок пять градусов! — крикнул погромче сигнальщик, находившийся на крыле мостика с другого борта. — Следовать за собой запрещает!

«Вот как? Выходит, рассредоточение начали первыми не транспорты, а корабли эскорта?» И тут же изумленно оглянулся: за много месяцев совместной службы с капитаном Савве Ивановичу впервые послышалось, будто Лухманов грубо и зло выругался.

24

Рассредоточиться конвой не успел: едва миноносцы скрылись за горизонтом вслед за эскадрой, караван атаковали торпедоносцы. Их обнаружили поздно, когда самолеты уже вываливались из туч, и это было первым горестным последствием того, что миноносцы с радарами ушли из эскорта.

Соскользнув к морю, самолеты устремились к транспортам — низко, на высоте корабельных мостиков, и потому казалось — они не летят, а стелются по воде, как стая нападающих волков. Это были «хейнкели», переоборудованные в торпедоносцы, — торпеды торчали под их фюзеляжами неуклюже, словно поплавки гидросамолетов. Они разделились на две группы: одна атаковала с траверза, нацеливаясь в борты судов, другая заходила с носовых курсовых углов, видимо пытаясь сбить конвой с курса, нарушить ордер его, а значит, и систему оборонительного огня.

Корабли ПВО, сторожевики, корветы и тральщики, оставшиеся в эскорте, опоясались вспышками залпов. Вслед за ними загремели пушки и пулеметы транспортов. Лухманов мельком заметил, как на соседнем «американце» моряки сорвали чехлы с танков на палубе и начали палить из танковых башенных орудий. Что ж, конвой отбивался как мог… Стреляли все, по сути, прямой наводкой — трассы вонзались в воздух навстречу торпедоносцам, однако проку от такой стрельбы пока было мало. С уходом миноносцев не стало огня заградительного, сквозь который немцам трудно было бы если не прорваться, то во всяком случае точно выйти на цель. Сейчас же — от азарта, от возбуждения, а может быть, и от страха — стреляли густо, но беспорядочно, торопливо. Все чаще снаряды и пули, предназначенные торпедоносцам, повизгивали рядом с мостиком «Кузбасса», и Лухманов не удивился, когда из радиорубки ему передали срочное предупреждение коммодора: вести огонь прицельно и осмотрительно, так как есть попадания в суда крайних колонн, на них имеются убитые и раненые. «Довоевались!»

— Спокойнее, спокойнее! — предупреждал капитан в микрофон комендоров. — Больше выдержки, точности!

Но унять волнение артиллерийских расчетов с каждой секундой становилось труднее: самолеты неотвратимо приближались, и нервы моряков напряглись до предела. Накал достиг той опасной степени, когда человек способен на опрометчивость, на безрассудство, на самый отчаянный шаг. Это душевное напряжение усиливалось, должно быть, сознанием, что крейсеры и миноносцы покинули конвой, что искать защиты фактически не у кого… А самолеты надвигались громадой, на глазах увеличиваясь в размерах, заполняя собою теперь не только прицел, но и небо, и море, и горизонт — от края до края. Сотни выстрелов, которые выплевывали «эрликоны» в минуту, казались смертельно медлительными в сравнении с нарастающим гулом приближающихся торпедоносцев.

Наверное, состояние экипажа хорошо понимал Савва Иванович, потому что заторопился с мостика на корму, где орудовала у артустановок разгоряченная молодежь: кок, Семячкин, механик Кульчицкий… Носовым орудием командовал Птахов, там же находился боцман Бандура — за них помполит беспокоился меньше.

Самолеты одну за другой начали сбрасывать торпеды — сбрасывать издалека: видимо, плотный огонь с кораблей заставлял нервничать и спешить немецких летчиков. Торпеды тяжко плюхались в волны, их ядовито-желтые зарядные отделения порой хорошо просматривались сквозь толщи воды, и было видно, как торпеды рыскали и клевали носами, пока приборы приводили их на заданные курс и глубину. Крайние транспорты перенесли огонь на них, стараясь сбить с курса или утопить. И это подчас удавалось: несколько торпед беспомощно остановилось, задрало кверху свои смертоносные головы, на какое-то мгновение высунув их из воды, затем они медленно ушли в глубину. Но те, которые от всплесков снарядов лишь изменили свое направление, продолжали двигаться внутрь каравана, и суда, нарушая колонны, шарахались в стороны, отстреливались, и пули, рикошетируя от воды, опять засвистели вокруг «Кузбасса».

— Всем, кто не занят, укрыться! — крикнул Лухманов.

Одна из торпед, ушедших в глубь каравана, в конце концов настигла случайную жертву. Она угодила в середину американского парохода, должно быть, в котельное отделение, потому что сразу же за взрывом торпеды последовал новый, еще более разрушительный, вспучивший палубы. Шлюпки были разбиты, разметаны, и люди прыгали за борт, еле успев сбросить на воду спасательные плотики. Транспорт осел так быстро, что шедшее следом судно едва не врезалось в его корму. Бороться за пароход было безнадежно. Помочь его экипажу теперь могли только спасательные суда.